Святое дело

— Да чем-то похож ты на Юру Садовского. Был у нас тут такой. — Долива откинул волосы и рассмеялся. — Знаешь, что ему влепил в аттестацию Юзовец? «Морально выдержан, идеологически устойчив, но занимается сочинением стихов». Не веришь? Об этом весь полк знает. Ох и давал ему наш замполит майор Лукьянов!

— Кому?

— Юзовцу.

— А что, Садовский был плохим офицером?

— На все артиллерийские соревнования ездил! Голова будь здоров! Правда, первое время после училища куролесил малость. Но это дело такое. Сам знаешь. Меня, например, целый год высмеивали.

— За что? — живо заинтересовался Краснов.

— Выставил древко банника для точки наводки. Перед стрельбой сняли, чтоб протереть ствол, место не запомнили. Ну, ошибочка — на пять ноль! Представляешь?

Краснов улыбнулся: «Пять ноль — тридцать градусов!»

— Додумался!

— Не голова, а палата лордов! — добродушно рассмеялся Долива и снова откинул черную прядь. — Ох и переживал я тогда! Позор, понимаешь! Даже из полка хотел уйти.

— И что? — насторожился Краснов.

— А ничего.

— Но ты же, наверное, рапорт написал, официально…

— Рапорт! — хмыкнул Долива. — Бумага все вытерпит. А вызвали, сказали пару слов — и рапорту конец, сам порвал. Здорово он тогда сказал!

— Полковник Родионов?

— Нет, Лукьянов. «Вы, — говорит, — носовые платки стираете или выбрасываете?» Я сразу и не понял, что к чему. «Стираю, конечно». А он как заорет: «Платочки стираете, а полками бросаетесь! Один не подошел — другой подавай!»

Краснов нащупал в кармане свой рапорт.

— Слушай, Краснов, ты с запада? — неожиданно спросил Долива.

— Да, а что?

— У тебя там есть кто? Ну, мать, отец.

— Отца у меня нет, погиб. Мама в Минске.

— В общем, на западе. Выручи, а! Понимаешь, сына жду. Кое-что заранее готовим. А вот соски нигде не могу достать. На западе их полно!

— Хорошо, я напишу маме.

— Вот спасибо! Не забудешь?

— Напишу. А у тебя что, никого там нет?

— Я ведь детдомовец, жена местная. В общем, коренной приморец!

Краснов скомкал листок «ввиду того что… прошу вашего ходатайства…».

— А я дурак, — неожиданно признался.

Долива странно взглянул на него.

— Ду-рак! — отчетливо повторил Краснов. Самоуничижение доставляло ему сейчас только радость.

— Это еще доказать надо! — рассмеялся Долива.

— Надо доказывать обратное, — твердо сказал Краснов и упрямо поклялся: — Докажу!

— Чудик ты — это точно! — Долива так ничего и не понял.

2

Ему хотелось добиться сразу всего: и блестящей слаженности орудийных расчетов, и полной взаимозаменяемости номеров, и отличных показателей в политической подготовке.

Он не давал покоя солдатам и сам трудился без устали от подъема до отбоя, хватался за все и упускал многое. Редкий день проходил без неприятностей.

После комсомольского собрания ефрейтор Фиалкин регулярно занимался с Джутанбаевым. Краснов помог составить план тренировок и отдался другим заботам. Он вспомнил о Джутанбаеве лишь тогда, когда тот снова оконфузился на очередной боевой стрельбе: пробоины легли далеко от центра мишени, разбросанные чуть ли не по всему метровому листу.

«Все понимаю. А стрелять — ерунда выходит. Ерунда одна, — шумно вздыхал Джутанбаев и сокрушенно разводил руками. — Почему так?»

Это и составляло загадку для Фиалкина. «Почему так?» Он посоветовался с сержантом Вагановым. Тот пришел в класс, понаблюдал и тоже не сумел ответить, только подбодрил:

— Ничего. Не все сразу. Не вешай головы, Хазиз.

— Зачем вешать? Стрелять надо. Какой я солдат, если глаз кривой? — горячо досадовал казах.

— Верно, — подтвердил Ваганов. — Плохой стрелок — не воин.

— Носильщик, — глядя куда-то вдаль, серьезно сказал Синюков. — Зря оружие таскает.

— Конечно, носильщик! — подхватил Джутанбаев. — Верблюд.

Синюков рассмеялся.

— Ну, зачем так грубо, — Фиалкин с укоризной посмотрел на Синюкова. — К чему на себя напраслину возводить? Ты солдат неплохой, Хазиз. Тут моя вина: не пойму, в чем главная ошибка.

В воскресенье, сразу после завтрака, они отправились на учебное стрельбище втроем: Краснов, Фиалкин и Джутанбаев.

Солдат вышел на огневой рубеж, вздохнул и растянулся на истоптанной траве.

Лейтенант присел рядом на корточки и впервые придирчиво осмотрел изготовку солдата. Левый локоть был сильно вывернут наружу.

Лейтенант усмехнулся и без особого усилия ударил по дульной части ствола. Карабин выпал из рук и уткнулся в траву.

Джутанбаев оторопел.

— Всегда так изготовляетесь к стрельбе? — спросил Краснов.

Фиалкин повеселел: это могло объяснить, «почему так».

— Никогда не падал раньше, — смутился солдат и, привстав, с изумлением уставился на свой карабин.

— Да нет, я не об этом, — засмеялся Краснов. — Всегда так левую руку ставите?

И разъяснил ошибку. Теперь, когда рука, поддерживавшая цевье, упиралась локтем в землю под карабином, оружие не так-то легко было выбить.

— Больше такой фокус не будет, товарищ лейтенант, — с довольной улыбкой сказал Джутанбаев.

Краснов зарядил карабин. Солдат старательно прицелился и плавно нажал на спусковой крючок. Сухо щелкнул ударник.

— Перезарядить.

Джутанбаев выполнил команду и снова прицелился.

Выстрел гулким эхом прокатился по лощине, скользнул по сопке и растаял в белесом небе.