— Быстро, — похвалил Краснов.
— Пустяки. Какой же рыбак огонь разжечь не может! Нет, жаль, что вы не рыбак. Какая тут рыбка! Благодатный край!
Он принялся потрошить рыбу для ухи, с увлечением рассказывая об осеннем ходе лососей в верховьях приморских рек, где они ищут места для нерестовки, о трудной охоте с острогой на огромных тайменей. Видно было, что это завзятый и опытный рыболов.
Откуда-то к берегу прилетела черная изящная птичка. Деловито забегала на тонких пружинистых ножках, с любопытством поглядывая на людей и тряся своим хвостиком. Краснов угрожающе взмахнул рукой. Птичка взглянула на него круглым черным глазком, потом на всякий случай отлетела на несколько шагов и, покачиваясь, казалось, уже насмешливо глянула на лейтенанта. Краснов отвернулся, спросил рыболова:
— Как она называется?
— Трясогузка.
Краснов вспомнил, что солдаты как-то спросили его, что означает слово «Ши-минь» — название узкого ущелья между двумя сопками, которое выводило реку из долины. Он не смог ответить, вообще почти ничего еще не узнал о крае, где служил.
«Этот должен знать, — подумал. — Наверное, местный учитель…»
— Скажите, пожалуйста, что означает Ши-минь? — спросил Краснов.
— Ши-минь? Каменные ворота. А вся долина называется Сян-ян-гоу — то есть Долина, обращенная к солнцу.
— Вы знаете китайский язык?
— Нет, почерпнул кое-что у Арсеньева. Читали его книги?
Краснов знал лишь «Дерсу Узала» и «В дебрях Уссурийского края».
— Приходите ко мне, у меня есть… Ох, клюет, кажется!
Спохватился он поздно: рыба ушла, склевав приманку. Краснов рассмеялся. Рассмеялся и «учитель». Даже у старшины Нестерова отлегло от сердца, ухмыляясь, выдернул лесу из воды и намотал на удилище.
— Отбой.
— Да-да, — отозвался «учитель». Краснов уже не сомневался — учитель. — Шабаш. Давай, Иван Федорович, подкинь, пожалуйста, дровишек.
Старшина ушел за топливом. «Учитель» подсел к огню и принялся крутить козью ножку.
Краснов вспомнил о портсигаре, который второй день забывал отдать майору Фролову. В портсигаре оказалась одна папироса.
— Угощайтесь.
— Спасибо, после ухи, на закуску оставим, — поблагодарил и сунул папиросу за ухо.
— По-моему, я вас где-то видел, — сказал Краснов. Ему уже казалось, что он знает этого человека давным-давно.
— Вряд ли. Вчера из отпуска приехал, а ночью на рыбалку ушел.
— Не знаю, — задумчиво произнес Краснов. — Где-то видел. Вы сами откуда?
— Донецкий шахтер. Из Макеевки. Слыхали?
— Слышал. Но там я не был.
Подошел старшина Нестеров с вязанкой сухого валежника.
«Учитель» зачерпнул деревянной ложкой уху.
— Скоро уже. Нарезай хлеб, Иван Федорович.
— Сейчас, товарищ майор.
«Майор?» — Краснов удивленно посмотрел на «учителя».
Старшина с опозданием представил напарника:
— Товарищ майор Лукьянов, заместитель командира нашего полка по политчасти.
— А вы за кого меня приняли? — смешливо прищурившись, поинтересовался Лукьянов. — За учителя? Да, когда-то мечтал детишек учить. Война по-другому жизнь повернула.
— Офицер не меньше, — ревниво произнес старшина.
— Я не жалею, Иван Федорович, — успокоил его Лукьянов. — И не жалуюсь на судьбу. Да и есть много общего между офицером и учителем. И знания дают, и душу воспитывают.
— Офицер, он еще отец и начальник, — дополнил старшина. — Не самая у него легкая работа на земле.
— А ваше мнение? — спросил Лукьянов.
— Тяжелая профессия, — вздохнул Краснов.
— Тяжелая, — серьезно подтвердил Лукьянов. — Особенно на первых порах. Знаю, мне Иван Федорович кое-что рассказывал.
Лейтенант почувствовал, как кровь прилила к лицу, забилась в висках.
— Все законно. Вздумали одним махом взбежать на гору, а она куда выше, чем предполагали. Вот и начали выдыхаться на половине пути.
— Не одолеть мне ее.
— Так — нет, — спокойно подтвердил Лукьянов. — Сузить задачу нужно, разбить ее на несколько отрезков. Не все сразу. Помните, как Мересьев пробирался к своим? Намечал себе маленькие цели: доползти до сосны, дотянуться до пенька, продвинуться еще несколько метров к сугробу. И это были не легкие задачи для него. А в том, что придется немного отступить, нет ничего страшного. Иван Федорович, подлей-ка лейтенанту ухи!
Репейники цеплялись за полы шинели. Голые стебли одуванчиков утратили уже свой пуховый берет. Трава побурела, не выдержав жарких летних дней. Солнце хотя и стояло высоко в голубом небе, но уже не припекало. Все приуныло. Лишь тополя безмятежно шелестели зелеными листьями, словно не чувствуя, что наступила осень, а она уже пришла.
Серые облака низко плыли над землей. Свежий ветер заигрывал с молодой рябиной, срывал листья дикого винограда, серебрил обмелевшую реку.
Шагая вдоль извилистого берега, Фиалкин и Джутанбаев возвращались со стрельбища. С того дня, когда с ними был лейтенант Краснов, Фиалкин еще ни разу не давал Джутанбаеву сделать боевой выстрел. Последние дни солдат начал томиться скучными тренировками с учебными патронами. Как выйти из положения, Фиалкин не знал.
Сейчас они шли молча: впереди — Фиалкин с ящиком, в котором лежали учебные приборы, позади — Джутанбаев с карабином и не тронутой пулями мишенью.