— Вот как! — Юзовец просиял. — Весьма приятно, приятно! Ну, дорогой, примите и от меня наилучшие пожелания в службе и в жизни. Как говорится, полный короб вам счастья, благополучия и долгие лета!
Через несколько минут уже чувствовал себя как дома:
— Мне, Галина Владимировна, много не нужно. Все такие хорошие, такие милые у нас в полку. Я и сам такой человек, что для меня служба службой, дружба дружбой. Мы вот с вашим супругом прекрасно сработались! Одно меня удивляет, прямо-таки скажу: почему ваш муж с капитаном Стрельцовым не в ладах? Нет-нет, и не говорите, все вижу, все знаю. И не одобряю. Со всеми жить нужно в мире и дружбе. Всех любить будешь — и тебе уважение окажут.
— Я другого мнения. Не люблю пресных людей. Не могу ко всем относиться одинаково, половинных чувств не признаю.
Да, Фролов не признавал половинных чувств, не выносил фальши. Поэтому дружеское внимание его было особенно дорого.
Фролов начал готовиться к поступлению в академию. В конце февраля или в начале марта намечались предварительные экзамены.
— Значит, в Москву уезжаете, — радуясь за друга и в то же время огорчаясь, что придется расстаться, сказал Краснов.
— Не загадывайте наперед, Павел, — немедленно вмешалась Галина. — Дурная примета…
— Неужели так трудно поступить? — скорее с наивным удивлением, чем с недоверием спросил он.
— Трудно, Павел. Трудно. Академия — крепость.
— Но ведь берут же эту крепость!
— Берут! — подтвердил Фролов. — Кто — штурмом, кто — многолетней осадой. Впрочем, не в этом суть. Нужно по-настоящему попробовать солдатской каши. Знаете, я уверен, что придет время, когда и в училища будут принимать только из войск. Причем из сержантов. И они будут знать, чего хотят в жизни, и мы их проверим: способны командовать или нет.
Краснов вспомнил Журавлева. Генерал тогда не ошибся: «Больше на одного хорошего офицера в артиллерии будет».
— Совершенно верно! Вот из таких сержантов и следует комплектовать военные училища.
В дверь постучали. Галина пошла открывать.
— Еле нашла вас!
В комнату вошла Надя. Краснов встал и неловко поклонился.
— Добрый вечер. Вот книга, что я обещала.
— Спасибо! Проходите, пожалуйста, садитесь. Сейчас чай пить будем.
Краснов уже не сердился на Надю. После долгого раздумья пришел к выводу: ни злиться, ни избегать ее у него нет никаких оснований. В самом деле, какое он имел к Наде отношение? Чем они были связаны: словом? дружбой? любовью? Ни то, ни другое, ни третье. Он уже не боялся встретиться с ней взглядом на лекциях, не убегал от нее, завидя издали. А Надя, Надежда Семеновна, ничем не отличала его от других слушателей. И все же ее равнодушие больно задевало его. И вдруг:
— Почему вы никогда не заходите к нам? Дедушка много раз спрашивал. Проведали бы старика.
От неожиданного приглашения замерло сердце.
— Спасибо. Я постараюсь…
Краснов отошел к маленькой Леночке, ища защиту от своей ненавистной застенчивости.
Девочка сидела на плетеном стульчике, единственной вещи, которую возили с собой Фроловы из мебели, и смотрела в раскрытую на коленях книжку.
— Интересная? — спросил, опускаясь на корточки.
— Очень. Почитать вам? — И она охотно залепетала, для виду быстро водя пальчиком по странице: — Кулочки, собачки! Бегают, иглают! Белочка на елке! Шишки собилает.
— Дальше, дальше, — заулыбался Краснов. — Вы только послушайте. Ваша дочь уже стихи сочиняет!
— Болтает!
— Да нет же!
Глядя на его наивную восторженность, Надя подумала: «Хорошая у него душа».
— Да нет же! Немного смысла, немного рифмы, в общем, что-то есть!
— Как у некоторых поэтов! — усмехнулся Фролов. — А поэзия, как и служба в армии, для одного — искусство, для другого — ремесло, для третьего — средство существования. В сорок седьмом к нам в бригаду…
— Коля, неужели у тебя нет других воспоминаний, кроме армейских?
— Есть! Школьные!
— Вы прямо из школы пошли в армию? — спросила Надя.
— Нет, не прямо, через военкомат.
— Товарищи! — взмолилась Галина. — Давайте условимся: не говорить сегодня больше на военные темы. Только и слышишь: «У нас в бригаде», «Помню, под Смоленском», «Он первоклассный стрелок», «Тактика для него тайга дремучая!».
— Все! Условились, — послушно согласился Фролов. — Павел, найдите, пожалуйста, какую-нибудь штатскую музыку. — Он взглянул на лампочку: — Свет будто ничего. Все никак не соберусь автотрансформатор намотать.
За чаем разговор шел оживленный и, как водится, обо всем на свете.
Вспомнили недавний концерт в полковом клубе. Краснов, сидевший рядом со старшиной Нестеровым, заметил, какими недовольными глазами тот смотрел на артистов, и после концерта спросил:
«Не понравилось?»
«Почему? — удивился старшина. — Хорошие номера. Одно мне не понравилось: чего эти артисты пиджаки свои на одну пуговицу застегивают?»
«Мода, очевидно».
«Мода! Расхлябанность это, а не мода, товарищ лейтенант, — возмущенно сказал старшина. — Не на ярмарке, в полковом клубе выступают. Понимать надо!»
Рассказ Краснова вызвал смех.
— Ничего, — сказал Фролов, вытирая набежавшие слезы. — Старшине не так часто приходится нервничать из-за артистов. Редкие они у нас гости.