Святое дело

«В тот же день в районе н. п. Заукен совершил подвиг связист 5 батареи П. А. Гуткин. Находясь на линии, он был тяжело ранен, осколком оторвало левую руку. Но П. А. Гуткин проявил образец солдатской стойкости и мужества. Уже будучи раненным, в трех местах срастил линию связи и доложил командиру батареи о выполнении приказа».

Коротко, просто. Буднично просто! Это и поразило Краснова.

Для его однополчан много лет война была тяжелым, повседневным трудом, сплошным подвигом. «В тот же день в районе н. п. Заукен…» А сколько таких населенных пунктов, безымянных высот и лесных опушек отмечено на командирских картах треугольничками наблюдательных пунктов, кружками огневых позиций. Сколько героев обессмертили свое имя!

Нет, нужно рассказать солдатам весь боевой путь полка и поведать им о подвиге связиста так, чтобы каждый гордился, что служит именно в этом полку и в той батарее, где служил Петр Гуткин, чтобы честь взвода, слава батареи стали так же дороги сердцу, как имя героя.

Нестеров вдруг склонился над чемоданом и извлек шелковый кисет с вышитой на нем надписью.

— Когда увозили Петю, сказал он мне: «Возьми кисет на память». Поцеловал я Петю, взял кисет. Так с табаком и храню. Кисет этот тоже историю имеет. С подарками пришел. И надпись на нем… «Совершив героический подвиг, сядь, товарищ, покури». Сами видите, не простой кисет.

— А у вас ничего больше нет? Может быть, дневник, письма?

— Солдату некогда дневники заводить, а письма…

Старшина Нестеров несколько мгновений колебался.

— Есть два, от невесты. Так и не смог ему переслать.

Старшина развязал тесемки картонной папки, осторожно взял два выцветших голубых конверта и подал Краснову. Письма были запечатаны. Краснов прочел адрес, долго рассматривал почтовые штемпеля, серую печать военной цензуры. Старшина настороженно следил за ним. Нет, Краснов не посмел открыть эти письма. Старшина уложил их обратно в папку и аккуратно завязал черные тесемки.

— И сейчас неизвестно? — спросил кто-то.

Нестеров покачал головой.

— Он, может, и умер. Себя не пожалел, когда приказ выполнял.

— В нашей батарее служил, — сказал Хазиз Джутанбаев таким тоном, словно и он воевал вместе с Петром Гуткиным. Вздохнул и добавил: — А я мальчик был, дома сидел.

Солдат сказал с таким сожалением, что, будь это в иное время, все рассмеялись бы. Но сейчас никто даже не улыбнулся.

— Ничего, товарищ Джутанбаев, — успокоил Краснов, — у нас еще вся жизнь впереди. А в жизни много места для подвигов.

— Когда еще война будет!

— Зачем война? И теперь дело есть. Отличник учебы — герой мирных дней. Вот, например, ефрейтор Фиалкин…

Недавно перед строем капитан Стрельцов зачитывал письмо, которое он написал матери Фиалкина. Вчера пришел ответ. Краснов вспомнил о нем и решил прочесть его вслух. Когда он объявил об этом, солдаты оживились, многие стали оборачиваться, чтобы взглянуть на своего товарища. Фиалкин сидел позади и только смущенно улыбался.

— «Уважаемый товарищ командир! — писала мать солдата. — Счастлива, что мой сын стал достойным воином нашей родной Советской Армии. Значит, оправдал он мои надежды, оправдал доверие народа.

Муж мой, покойник, писал с фронта: «Воспитай, мать, сына хорошим солдатом». Спасибо, что помогли вы мне выполнить отцовский наказ. Спасибо вам за заботу, хорошее воспитание и подготовку моего сына к защите нашей Родины. А сыну напишу, чтоб старался. Пусть не отстает, а всегда впереди будет…»

Краснов украдкой взглянул на солдат. Рябов слушал, наклонив голову. Джутанбаев ловил каждое слово. Савичев улыбался широко и счастливо, будто лейтенант читал письмо от его матери.

Краснов дочитал письмо и осторожно вложил обратно в конверт.

— Товарищ лейтенант, — поднялся сержант Ваганов. — Можно письмо на доску повесить?

— На какую доску? — не понял сразу Нестеров и нахмурился. Командир батареи приучил без его ведома не делать ничего, и он привык к этому настолько, что не мыслил себе даже вывесить новый листок, не спросив на то разрешения Стрельцова. Правда, иногда старшине было обидно, что капитан так мало доверяет ему: ведь они прошли вместе суровый путь и не один год служили вместе.

— Мы, комсомольцы, — объяснил сержант Ваганов, — оформим щит: «Письма родителей».

Солдаты в знак одобрения закивали.