— Знаете, — сказала Галина. — Я много раз думала: почему бы не заснять спектакли, оперы, балеты. Или выставки! Сто лет назад передвижники привозили свои картины в далекие города и села на лошадях. А сейчас, в век реактивной авиации и атомной энергии, когда есть и курьерские поезда, и транспортные самолеты, лучшие картины везут только в Москву. Почему не воскресить замечательные традиции передвижников?
— Не кричи на меня, Галочка. Я согласен. Завтра же отдам приказание.
— Ты все смеешься, а я серьезно говорю.
— Ну, хорошо, — примирительно сказал Фролов. — Напишу в «Правду».
— Напишите тогда и о заколдованном кинокруге, — сказал Краснов. — «Юность Максима», «Волга-Волга», «Три танкиста».
— У нас на Курилах, — Фролов заранее засмеялся, — шесть раз крутили «Чапаева». Солдаты шутили: «Пошли, может, Бабочкин уже научился плавать!»
— Вы и на Курильских островах жили? — спросила Надя.
— И на Курилах, и в Корее — везде пришлось побывать.
— Как это интересно!
Фролов улыбнулся своей доброй, открытой улыбкой.
— Милая Надежда Семеновна, поверьте, что это не так интересно, как вам кажется. Солдат — не турист.
— Я понимаю, но жизнь офицера полна романтики новых мест, свежих впечатлений.
— Да, офицеры — кочевой народ.
— Прибиваешь к стене умывальник и думаешь: «Не трудно ли будет вытащить гвоздь?» — поддержала Галина.
Краснов вспомнил одну из песенок Ярцева:
— Нет, — сказала Галина, — это не поэзия. Помнишь, Коля, когда мы ехали из Владивостока, ты обратил внимание на березу. Она росла прямо из скалы, нависшей над поездом. Круглая голая скала, где, кажется, и зацепиться не за что. И вдруг — березка, живая, кудрявая и ствол будто в горностаевой мантии: белый, с черными хвостиками. А вокруг корневища венок из зеленой травы. Я еще подумала тогда: вот так и мы. Где только не приходится жить: в городах и селах, и в старых крепостях над облаками, и среди моря на островах, и даже там, где на первый взгляд немыслимо жить. А вот прикажут — и пустишь корни, как эта береза в скале. И трава вокруг тебя вырастет.
— Я с вами не совсем согласна, — мягко заспорила Надя. — Почему вы так выделяете семьи офицеров? Чем отличаются от них полярники, геологи, строители? Та же вечная смена местожительства.
— У большинства из них есть где-то постоянная база, свой дом, квартира, куда они возвращаются из своих временных жилищ, а у нас, военных, нет ничего, кроме чемоданов и узлов. Офицер как улитка: весь дом при нем. Уходит офицер в отставку и сам не знает: куда ехать, где начинать новую жизнь?..
— Многие и на месте остаются, — сказал Фролов. — Но, Галочка, ведь мы условились не говорить на армейские темы.
— Как же не говорить об этом! — воскликнула, но тут же рассмеялась: — Первым нарушает закон тот, кто его устанавливает для других.
…Небо было густо набито звездами, заснеженная дорога тускло светилась между домами. Местами дорогу пересекали светлые прямоугольники, падавшие из освещенных окон. Краснову хотелось поговорить с Надей, но не знал, с чего начать: опять сковала застенчивость. Надя тоже молчала. Они шли на отдалении друг от друга. Надя оступилась и чуть не упала. Краснов вовремя подхватил ее под руку. Она удержала его.
— Вы на меня все еще сердитесь?
— Не за что…
— Неправда. Вы избегаете меня.
У Краснова запершило в горле.
— Не хочу мешать.
— Кому?
— Вам и Ярцеву.
Надя резко высвободила руку.
— Вам это неприятно? — извиняющимся голосом спросил он.
— Да.
Несмотря на ранний час, в комнате Стрельцова было все чисто прибрано. Недавняя холостяцкая квартира изменилась до неузнаваемости. Появился шелковый абажур, гардины, накрахмаленные до хруста салфетки.
— Доброе утро, пропавший без вести! — встретила гостя Нина. — Вы нас совсем забыли.
— Занят очень, — ответил Краснов и обратился к Стрельцову: — Я за счислителем…
— Сейчас, позавтракаем сначала.
— Спасибо, ел.
— Знаю я этот холостяцкий завтрак! Кусок хлеба с мерзлыми консервами! — И почти силой усадил за стол.
— Чрезвычайно вкусно! — не удержался от похвалы Краснов.
— Чрезвычайным бывает только происшествие, ЧП! Как я уже успела усвоить, — сказала Нина.
— Нет, серьезно! Вы чудесно готовите, Нина Михайловна.
— Еще бы, это теперь моя профессия… — Она горько усмехнулась и выразительно взглянула на мужа.
Стрельцов отложил вилку, нахмурился.
— Ниночка, я ведь тебе говорил: не вижу никакой необходимости. Моего заработка вполне достаточно на двоих.
— Самый твой сильный довод.
— Оставим этот разговор. Мне на службу пора!
— Да, конечно. Ты ведь работаешь…
Стрельцов безнадежно махнул рукой и снова принялся за еду.
— Не знаете, что сегодня в кино? — спросила Нина, пытаясь сгладить неловкость.
— «Моя любовь».