Святой Бернард и дух цистерцианцев

Бернард – прирожденный писатель. Если верить Беранже, он писал стихи уже в юности. Готфрид Оксеррский, в начале пятой книги «Первого Жития» уверяет, что он писал до самого конца жизни и диктовал даже на смертном одре. Он находил радость в том, чтобы пробовать свои силы в совершенно разных литературных жанрах: сатире, портрете, сентенции, притче, богослужебном тексте, агиографической легенде, послании, проповеди, трактате, комментарии на библейские тексты. Однако его труды следует читать с учетом специфики, присущей каждому из них. Его современники делали это более непринужденно, чем мы, поскольку теснее были связаны с литературной традицией античности. Например, «Апологию» не нужно воспринимать как исторический документ, осведомляющий нас о клюнийских монашеских правилах, которые он обличает. Это, скорее, памфлет, написанный, чтобы принести пользу монахам Клюни, «пожурив» их. Поэтому в нем есть ирония, преувеличение. Шутка может иногда переходить границы хорошего вкуса (хотя в данном случае этого нет), но она вполне законна. Суметь после стольких других авторов с таким талантом и так по-новому осветить тему комической трапезы – застолья клюнийских монахов, дегустирующих вина и изысканные блюда, – вовсе не значит описать их истинное меню. Автор хотел бы напомнить о требованиях воздержания, заставив читателей улыбнуться. Монахи многих монастырей, не принадлежавших к цистерцианской ветви, пожелав иметь этот сатирический шедевр, должны были испытать благодарность к его создателю, который сумел принести им некоторую разрядку и вместе с тем преподать урок духовной жизни.

Как же конкретно писал Бернард свои труды? У него были секретари и переписчики, которые занимались в особенности его личными письмами. Во всем остальном он не ограничивался общими указаниями, а диктовал слово в слово. Это касается, в первую очередь, проповедей, которые были опубликованы при его жизни. На самом деле он их не произносил, и если в них содержатся ссылки на обстоятельства и обращения к слушателям, то только потому, что этого требовал жанр. К этому писательскому труду Бернард готовился, о чем упоминает в начале своей первой проповеди на праздник Всех Святых – praeparavi, – и сравнивает это предварительное размышление с медленным приготовлением на духовном огне. Но, по меньшей мере в одном случае, он говорит, что сначала он обменялся мыслями в разговоре (conferendo) с двумя собеседниками, одного из которых и попросил его записать. Готфрид Оксеррский сообщает также, что он записывал на восковых дощечках слова откровения, которые получал от Бога. Затем наступал момент создания текста. Заранее продуманный план нужно было облечь плотью мыслей и слов и придать им завершенный вид.

Этот процесс включал в себя две одновременных операции, о которых мы можем говорить лишь последовательно: сочинение и собственно написание. Первым требованием литературного произведения было сочетание, взаимное расположение частей (dispositio), чему учили образцы и мастера литературного дела. «Подобно тому как пишущий располагает все в соответствии с определенными требованиями, – объясняет святой Бернард, – так и дела Божии сообразны определенному порядку». Такая аналогия свидетельствует и о строгости, и о гибкости его творческого метода: Божественный порядок свободен – и порядок святого Бернарда тоже допускает фантазию. Но даже и тогда он остается реалистом. Он соблюдает все приемы, которым обучился у риторов и авторов «поэтических искусств»: подход к избранной теме, исходя из некоего общего утверждения; переходы, извинения в случае отступлений, возврат к первоначальной идее; предпочтение, отдаваемое искусственному порядку; напоминание уже сказанного, если это полезно; вывод, обобщающий все предшествующее, и, если это уместно, объявление темы следующей проповеди. Святой Бернард не пустословит. Он пишет, сочиняет. Он совершенно свободно обращается с методами, которыми владеет, но он действительно ими владеет. То он комментирует разные предлоги, которые предшествуют дополнению: cum, in, a, pro, de, sub… То пускается в рассуждения по поводу разных приставок одного и того же слова, как в 72-й проповеди на Песнь Песней, которая представляет собой своеобразную симфонию на тему истории Божественного дела спасения. В качестве ключевого слова он выбирает глагол spirare, создавая своеобразное крещендо, ведущее от дня сотворения (dies inspirans) ко дню славы, который мы ожидаем (dies adspirationis), через дни греха (dies conspirans) и духовной смерти (dies expirans), новой жизни (dies inspirans) и пасхального преображения (dies respirans). Каждый из этих терминов находится в окружении слов, начинающихся с того же префикса.