«Вашему Императорскому Величеству всеподданнейше доношу: прежде бывшие венецианские острова большие и малые, все нашими соединенными эскадрами от французов освобождены, кроме острова Корфу, который содержится эскадрами нашими в блокаде. Берега от полуострова Мореи, простирающиеся к венецианскому заливу, также от французов освобождены, обыватели всех оных мест столь привержены и преданы Вашему Императорскому Величеству, я не в состоянии описать той великой приверженности, какая действительно от душевного рвения их явственна, а особо когда пришли мы с эскадрами к острову Занте, встречены жителями оного острова так, как во всеподданнейшем рапорте моем от 26 минувшего октября (ст. ст.) объяснено, редкое гребное судно и лодка показались, на которых не было бы российского белого флага с Андреевским крестом, когда по надобности сходил я на берег и был в монастырях и в церквах, от стеснившегося народа по улицам и от устраняющегося на обе стороны нельзя было пройтись от чрезвычайного крику, беспрестанно возглашающего имя Вашего Императорского Величества „виват Павел Петрович, виват Государь наш, Павел Петрович!“ Генерально почти во всех домах и из окошек оных выставлены висящие флаги первого адмирала, несколько тысяч таковых было видно по всем улицам на белых платках и на холстине нарисованные Андреевым крестом, также из окошек развешено было множество одеял, платков и разных бумажных и шелковых материев. Женщины из окошек, а особо старые, простирая руки, многие крестясь, плачут, показывая видимость душевных действиев, какие в них от удовольствия происходят, малолетних детей выносят, заставляют целовать руки у офицеров, даже и у служителей наших, словом, во всех островах замечено мною в рассуждении обывателей чрезвычайная приверженность к Вашему Императорскому Величеству, таковой вид наносит товарищам моим (туркам) неприятность, но я всеми способами – учтивостью и ласкою стараюсь их успокоить всех, знатных первейших жителей, приходящих ко мне, всегда посылаю к Кадыр-бею, командующему турецкой эскадрой, для оказания такового к ему почтения, и с просьбами, с какими ко мне приходят, к нему также посылаю, и все дела касающиеся решаем вместе общим нашим согласием».
Ушаков явно хочет возбудить в Павле сочувствие и желание помочь населению «матерого» берега, страдающего от разбойничьих подвигов Али-паши:
«Одно только сумнительство со мною встретилось, когда Али-паша, командующий на берегу турецкими войсками, разбил в Превезе французов и покусившихся быть вместе с французами несколько жителей, по побеждении их в Превезе, перерезаны все, кто только ни попали в руки, старые и малые и многие женщины, а остальных, которые взяты, женщины и ребята, продаются торгом подобно скотине и отдаются в подарки, прочие же разбежались в разные острова и наполнили оные стоном и плачем, которые же после осмелились возвратиться в Превезу и с теми поступлено жестоко и многие лишились жизни, остальные не смеют возвратиться. По убедительным просьбам от таковых людей писали и я и Кадыр-бей учтивые наши письма к Али-паше и для успокоения жителей просили его всех оставшихся жителей города Превезы, равно и взятых пленными жителей же из разных островов великодушно простить и освободить, но незаметно, подействуют ли наши просьбы.
Все прочих мест береговые жители, прежде бывшие в венецианском владении, видя чрезвычайные жестокости, пришли в отчаянность и озлобление, а особо обыватели города Парга, хотя неоднократно пашою принуждаемы были несколькие люди подписать договоры, какие он им приказал сделать, но все общество не принимает их и слышать не хочет; в город и крепость его и войска, от него посылаемые, не впущают, подняли сами собою российский флаг на крепости и из рук его не выпускают, неотступно просят от эскадр наших покровительства.
Но Ушаков предвидит, что царь усомнится, можно ли, не нарушая «священных» монархических прав султана, помочь несчастным жителям Парги: