Святой Грааль

Хазэры неверяще смотрели на несокрушимого вождя, лицо которого было теперь залито темной кровью, а из булькающей массы, где была глазница, поднимались кровавые пузыри. Бессмертный Карганлак, ужас и полубог племени, надежда на воскрешение былой славы… лежит в пыли, мертвый как придорожный камень!

Вдруг кто-то завизжал в диком страхе, повернулся и бросился бежать. Другие пятились, не отрывая расширенных глаз от поверженного вождя, у них вырывался страшный вопль. Лишь потом разворачивались, бежали, не разбирая дороги. Всюду шлепали босые ноги, поднялась удушливая пыль, загремели камни. Обезумевшие хазэры карабкались в гору, позабыв про коней, брошенные вещи, стойбища, пленников.

Роланд и его мародер перестали сыпать проклятия, вертели головами, смотрели вслед бегущим. Горвель стонал сквозь стиснутые зубы — проклятый хазэр уронил раскаленный прут на голое тело, и прежде чем остыло, выжгло бороздку. Он дышал запахом собственной горелой плоти!

Когда стих топот ног, появился друг сэра Томаса, странный паломник. Шел неторопливо, по сторонам не смотрел, лук и колчан со стрелами высовывались из-за плеча. На ходу вытащил нож, двумя легкими движениями перехватил веревку на руках Роланда. Вожак мародеров вытаращил глаза:

— С чего так драпанули? Их же три десятка!

— Карганлак для них живой бог, — объяснил Олег. — Они без него — прах.

Второй мародер, растянутый на кольях, выматерился, сказал со злой усмешкой:

— Святой отец, а ты знаешь, как с ними обращаться! Знаешь… Наконечник на стреле не железный, а серебряный! Я такие штуки примечаю.

Роланд, морщась, массировал вспухшие запястья, с трудом согнул затекшую спину, принялся освобождать ноги:

— Дикари!.. Мы, солдаты императорской гвардии, сражались бы до последнего человека. Жив император или пал, но мы — личности! Не дикая толпа.

Олег кивнул:

— Вот что, личность… Вон там около сотни коней хазэр. Нет, вдвое больше. Без седел, но так принято. Для вас и такие кони — удача, верно?

Роланд оскалил крупные зубы:

— Святой отец! Пусть тебе воздадут твои языческие боги за доброту. Твоими устами говорит и наш бог, христианский, и все святые и великомученики. Двум бедным бывшим солдатам императорской гвардии позарез нужны два хазэрских коня. Четыре, если считать и запасных!

Он содрал веревку с ног, поднялся. В сторонке блестела брошенная хазэром сабля, он подобрал и перерубил веревки на руках и ногах товарища. Поддерживая друг друга, побрели к пасущимся в зарослях зеленой травы коням, на ходу подбирая брошенное хазэрами оружие, одежду, обувь. Сотоварищ Роланда ухватил, воровато оглянувшись на Олега, тонкую кольчугу Горвеля и длинный рыцарский меч из дорогого булата. Олег кивнул, дескать, Горвелю уже не понадобится — мародеры, откровенно ухмыляясь, поймали коней и уехали, захватив в запасные по две лошади.

За спиной Олега прохрипел пересохшим горлом Горвель:

— Пора бы развязать веревку и на моих руках!

Олег повернулся, лицо его было неподвижно:

— Правоверных христиан спасают ангелы, судя по вашим легендам. Или ты не христианин?.. Нет, судя по тому, что служишь Семерым Тайным.

— Дьявол побери, что ты хочешь?

— Ничего, — ответил Олег мертвым голосом. — Прежде чем прийти сюда, я побывал в нашей расщелине. Да-да, я нашел сэра Томаса.

Он повернулся, отошел на пару шагов, носком сапога переворачивая разбросанные хазэрами вещи. Горвель бессильно подергался, растянутый страшными путами, закричал вдогонку сорванным голосом:

— Ты хуже хазэров!.. Это война! Один из нас обязан был погибнуть. Я должен был убить, и я убил…

Олег поднял мешок, запустил руку по локоть, пошарил. Внезапно его застывшее лицо озарилось снисходительной усмешкой, он вытащил знакомую чашу с позеленевшими краями, оглядел, бросил обратно в мешок и лишь тогда спросил с некоторым удивлением:

— Откуда ты взял, что убил?.. Томас — не мыслитель, а рыцарь. У него слабое место — сердце, а вовсе не голова.

Он перекинул мешок через плечо, направился к подножью горы. Горвель застонал, уже не скрывая отчаяния, в бессилии смотрел в синее безоблачное небо. Там появились и медленно вырастали в размерах темные точки, двигаясь по небу неровными кругами. Залитый потом и чужой мочой, Горвель под палящими лучами южного солнца вдруг ощутил озноб. Не знал, кто появляется в этих краях первым на поле брани: вороны, грифы, орлы-стервятники или шакалы, но не сомневался, что очень скоро узнает.

Он судорожно зажмурился, почти чувствуя удары крепкого клюва по глазным яблокам.