Святой хирург. Жизнь и судьба архиепископа Луки

В 1947 г. евпаторийские караимы безрезультатно пытались воспрепятствовать передаче караимского этнографического музея в Вильнюсе в ведение Академии наук. В телеграмме на имя президента Литовской академии наук они писали: «От имени евпаторийской караимской общины выражаем протест ликвидации самостоятельности существования нашего национального музея основанного трудами и средствами директора Шаншала. Просим оставить музей на прежних началах».

Эта телеграмма стала предметом серьезного разбирательства, поскольку религиозное общество имело право заниматься только «отправлением культа».

Отметим, что караимы не проявляли особой религиозной активности. По пятницам и субботам на молитвенные собрания собиралось человек 20–25, а по большим праздникам несколько сотен. Это обстоятельство позволило местным властям добиться в начале 1950-х закрытия симферопольской кенассы, а когда начались хрущевские гонения, дамоклов меч навис и над евпаторийским обществом.

Поводом для «наезда» послужила организованная караимами в 1958 г. встреча с учеными из Института языкознания, которые специально приехали в Крым для сбора материалов по составлению словаря. Ученых торжественно принимали в кенассе, поили-кормили, водили по домам, подарили несколько старинных книг, словом, сделали все возможное, чтобы свое пребывание в Евпатории они вспоминали с радостью. Формального права принимать ученых караимское общество не имело. И местная власть, воспользовавшись этим обстоятельством, решила закрыть кенассу, благо, время было подходящее – война с религией набирала обороты. К тому же нашлись и другие поводы. Чиновник СДРК активно подыгрывал местной власти. По своим каналам он выяснил, что караимы проводят запрещенные денежные сборы среди своих верующих других городов – в Москве, Киеве, Одессе, Мелитополе (8). Выполняя местный заказ, уполномоченный составил записку, в которой утверждал, что караимы «проводят националистическую работу под вывеской религиозных убеждений» и «систематически нарушают Советское законодательство о культах». Чиновник противоречил сам себе: в отчетах за прошлые годы (1956, 1957, 1958) он писал: «Каких-либо нарушений советского законодательства о культах со стороны членов общества мною не обнаружено» (9).

И вот 29 января 1959 г. решением Крымского облисполкома молитвенный дом закрыли.

Караимы, конечно, протестовали, слали письма в разные инстанции. Совет по делам религиозных культов, недовольный тем, что решение о закрытии было принято без его участия, встал на защиту верующих. В Крым приехал инспектор Совета А.Ф. Доброхотов, который беседовал с секретарем обкома партии по пропаганде и агитации. Тот заявил, что «решая вопрос о религиозном обществе караимов, мы должны исходить из того, что перед нами не этнографическая группа, а религиозная секта, и поэтому отношение наше должно быть определено как к секте». «Что касается связи ученых с кенассой, – изрек идеолог, – она существует, но существует не на научной основе, а на чисто субъективных убеждениях» (10).

Совет опротестовал решение крымской власти: «Представленные уполномоченным материалы содержат сведения, противоречащие его информации о деятельности религиозного общества. Эти обстоятельства не дают оснований для применения к караимскому обществу крайней меры» (11). Но общественный фон оставался для общины крайне неблагоприятным, и администрации не составило большого труда «дожать» караимов. Сначала уполномоченный попытался это сделать через газзана Ельяшевича. Не получилось. Тогда на борьбу «с пережитками» встала общественность. В детском саду (который занимал половину кенессы) прошло родительское собрание, репортаж с которого был опубликован в газете «Советская здравница» (29.03.1959).

«Я не могу допустить, чтобы мой сын хоть что-нибудь заимствовал у религиозных людей», – восклицает одна из родительниц. Другая пугает собравшихся душещипательной историей о том, как ее сын, придя из садика, сказал: «Мама, смотри, что я умею!» И, встав на колени, «начал изображать моление» (12).

Кенассу окончательно закрыли «в связи с тем, что молитвенное здание находится во дворе детского сада» (13).

«Необходимо отметить, – сообщает уполномоченный в Совет, – что члены двадцатки встретили постановление о закрытии молитвенного дома в штыки. Все они говорили, что здание кенассы строили они, что они в одну половину (зимнюю кенассу) в 1944 г. пустили детский сад, что они этому детскому саду в воспитании детей не мешали. Кроме того, они заявили, что некоторые караимы г. Евпатории ведут переписку с Академией Наук СССР и оттуда якобы пишут, что вместо детского сада в зимней кенассе по настоянию Академии будет организован караимский музей. Одним словом, хотят жаловаться… Весь инвентарь молитвенного дома сложен в отдельной кладовой, закрыт и опечатан членами двадцатки» (14).