Святой остаток (сборник)

«Ну что, выбрал?» – спросила штаб-лекарша своего мужа, когда он воротился домой. – «Выбрал, – отвечал этот, – да не совсем по нутру себе, однако годящий, кажется». – «Что ж так? – спросила штаб-лекарша. – Я ж тебе говорила…» – «И сам бы, матушка, догадался, да я одного только и нашел, из невидных собой, то есть малоспособных, который был бы хорош, так что-то не захотелось ему в денщики, до чего-то хочется ему дослужиться; пусть попробует, на что мешать – против воли, Бог с ним, не возьму».

С этого времени прошло года два-три, и штаб-лекарь, обходя свой полковой лазарет, остановился перед солдатом, который уже дня три числился только слабым, то есть был на выходе, на дощечке написано было у этого больного Febris vheumatica, и фельдшер снял уже со стойки скорбный лист, чтобы отметить, по приказанию врача, sanus, и выписать служивого в роту. – «Ну что – совсем, что ли, Астафьев?» – спросил штаб-лекарь. – «Совсем, ваше высокоблагородие!» – отвечал тот, научившись уже чествовать штаб-лекаря по чину, и ответ на приказание его: «Ну так, с Богом, марш!» – сказал, что желает переговорить с ним. Подалякринский вызвал его с собой глаз-на-глаз. «Ну, что скажешь, Астафьев?» – «Да что, Иван Дмитриевич, – начал тот несколько вкрадчивым голосом, – когда вот только привели меня с партией, то вы, было, изволили, по милости своей, то есть хотели взять меня в денщики; тогда мало ли что у человека бродит в голове – вы, по милости своей, отказались; а теперь – что же мне больше делать – годы мои уже не то чтобы совсем молодые, беда надо мною стряслась, и сам я виноват тому – только вы уже не извольте сомневаться во мне, ваше высокоблагородие, что слуга бы я вам был верный».

Беда, которая стряслась с Астафьевым и в которой он сам с раскаяньем винился, состояла в то, что он попал под штраф и что поэтому несколько лет службы его пропало. К нему приехал какой-то земляк, и Астафьев, человек трезвый и даже вовсе непьющий, напился пьян или его земляк напоил, все равно, и притом напился не только на карауле, но даже на часах, где на беду и уснул. По этому несчастному случаю он отдан был под военный суд. Во все продолжение дела бедняк горько каялся и денно и нощно зарекался не брать во всю жизнь ни капли водки в рот; все это хорошо было для будущего времени, но за прошедшее он, не менее того, поплатился. Через несколько дней после описанного разговора Астафьев назначен был в денщики к штаб-лекарю, который поздравлял с этим радостным домашним событием все свое семейство – и, как последствия показали, не ошибся.