Святой остаток (сборник)

Барыня с удовольствием согласилась на желание Авдотьи, которая, усердно помолившись, доколе свеча ее не сгорела до конца, воротилась домой успокоенная и предовольная; она присела рядком со стариком своим на завалинку. «Дмитрии! – сказала она. – Ты меня послушай: вот я молилась, все, вишь, молюсь, да и вижу, что святая-то угодница манит меня к себе; я вот будто и упала перед нею – а тут вот ровно я какой свет увидела; так я помолилась и встала…» – «Ну что ж, – сказал Дмитрии, недослышав и половины, – это хорошо, Авдотья, молись!» – «Хорошо, мой родимый, да, видно, мне уж скоро умереть; видно, Господь приберет меня скоро!» – «Что так, Авдотья? Про это никто не знает, все там будем, кому когда придется, этого не минуешь». – «Так, Дмитрии ты мой, да вот крестника-то жаль покинуть, надо его хоть женить, тогда пусть живут себе с Богом, что при нас, то без нас».

«Что дело, то дело, – проворчал Дмитрии, – женим его, так у нас с тобой и детки будут. И то правда. А на ком?» – Старики принялись пересчитывать всех девок на селе и долго не могли ни на одной остановиться: из зажиточного дома не пойдет за бедняка; из бедных – тяжело будет самим содержать хозяйство; та хила, та ославилась, у той, слышно, есть уже жених на примете – словом, старики стали в тупик. «Дай спросим у Степы, может статься, не задумал ли он сам чего, нет ли у него кого на уме…» Но оказалось, что Степа не прочь был от женитьбы, хоть он очень стыдился этого и потому закрывался шапкой, в которую наперед засунул оба кулака; указать же на предмет страсти своей не мог, а предоставлял выбор невесты в полной мере и неограниченно своим старикам.

«Ну, – сказал Дмитрии, – коли так, пойдем к барину да станем просить за него Фиону: я сирота, ты сирота, он сирота, она сирота – вот мы четверо соберемся в кучку, под одну крышу, да и заживем!» – «Что ты, Дмитрии, да это озорь девка», – сказала Авдотья. «Ну, – отвечал старик, – козырь не козырь, а так, то есть живет… да что, с лица не воду пить, девка здоровая!» – «Да зла больно, – продолжала старуха, – вон и Прокофьевна уже ходила просить на нее к барину – зелье, говорит, такое – не приведи Бог!» – «Жаловаться-то на сироту всяк горазд, – сказал Дмитрии, – а спроси-ко, ей-то каково? Ведь она у нас не начальницей какой будет, не командиршей: а, чай, все из наших же рук глядеть станет; мы сирот примем, и нас Господь не оставит». Авдотья, богомольная и крайне жалостливая до сирот, согласилась: «Ну, как знаешь, Дмитрии, так и делай, я от твоей воли не прочь».

Фиона точно была круглая сирота, без куска своего хлеба, и потому, без сомнения, заслуживала бы общего участия и сожаления, но она ославилась злой девкой, и ее никто не хотел принимать к себе в дом; поэтому она принуждена была идти в подпаски и все еще оставалась при этой должности, хотя ей и было уже за двадцать лет. На все это старики наши не обратили сперва должного внимания; по крайней мере, Дмитрии, не понимая, чтобы за добро можно было сделать зло, отстаивал Фиону с большой самоуверенностью, и когда стали его предостерегать сторонние люди, то он и их также не хотел слушать, говоря, что она бедная сирота в загоне и, попав в порядочную семью, за смирного человека, на готовое хозяйство, не попомнит добра злом, а уж, конечно, будет смирна, покорна и послушна. «Поучим ее», – прибавил он, как опытный воспитатель, не подумав, что у него таких воспитанников в руках не бывало.

Дмитрии надел свой сюртук, насыпал в тавлинку свежего табаку, будто собирался идти в поход, взял палку и пошел к барину, который сидел на крыльце и смотрел лошадей. «Здорово, Дмитрии, что скажешь доброго? Не в крестные ли отцы зазываешь?» – «Здравия желаю», – отвечал он, мерно подступая, с фуражкой в руках. «На крестины, что ли, зовешь?» – закричал барин погромче. Дмитрии ухмыльнулся: «Никак нет, на свадьбу». – «Как так?» – «Да хотелось бы женить Степана, пришел к вашему благородию за невестой». – «Доброе дело – ну, вот подожди до весны, я велю тебе привести хорошую невесту из Яруги». – «Много благодарны, да ждать-то нам не приходится: хотелось бы пристроить при себе Степана… Коли будет ваша милость, пожаловать Фиону…» – «Фиону? Да ее, братец, что-то все обегают, нигде она не уживается…» – «Где же сироте ужиться, ее, чай, всяк норовит обидеть, известное дело; мы и сами сироты, да коли сирот призрим, то они уважат нас и Бога умолят. Вот мы от Степана, нечего грешить, и слова худого не слыхали!» – «Ну, как знаешь, Дмитрии, коли сами этого хотите, то с Богом. Может статься, ты и прав и задумал доброе дело. С Богом».