Святой патриарх

— Великий государь! Смилуйся, пожалуй! Не вели топить, детушки мал мала меньше! — вопил один толстый, красный стольник, которого стрельцы под руки тащили к пруду, между тем как другой уже барахтался в воде, брызгал и фыркал, как купаемый конюхом жеребец, и охал, путаясь в мокрых складках своего цветного кафтана и захлёбываясь водой.

— Караул! Тону! Пустите душу на покаянье! — молился он, выбиваясь из сил.

— «Кидай! Кидай дале, глыбче! — наблюдал за порядком Алмаз Иванов.

— Ой-ой, батюшки! Государь!

Бултых!.. Только жмурки пошли по воде от толстого стольника…

А «тишайший», положив руки на полный, выхоленный живот, «любительно» смеётся… Ему вторят почтительным ржанием бояре…

Испуганные лебеди бьются по пруду крыльями и отчаянно кричат…

Стрельцы волокут третьего стольника, который крестится и тихо читает псалом: «Помилуй мя, боже, по велицей…»

— Ох! Тише! Задушите!

И его бултыхнули с мостков со всего размаху.

— Ой-ой! Убили! Батюшки, убили!

Этот третий стольник, падая торчмя в пруд, хлобыстнулся как раз об спину толстого, второго стольника, который только было вынырнул из воды…

— Ox! Спасите, кто в бога верует, потопаю, ох!

А тот, первый, что раньше других барахтался в воде, кое-как добрался до берега, выкарабкался на четвереньках и приближается к царю с улыбкой подобострастия… Мокрые волосы спутались, закрыли всё лицо, с волос и с бороды течёт; с платья, с кафтана и штанов ручьями льёт вода; сафьянные сапоги, наполненные водой, хлюпают и брызжут… Стольник, оставляя за собой на земле полосу воды, подходил к царским ступеням и кланялся земно, прямо лбом в песок… Поднимается, песок и грязь на лбу и волосах, руки, колени, полы — все в земле… Но на лице — самая преданная, самая холопская улыбка…

— Жалую тебя, Еремей, ешь ноне с царского стола, — милостиво, с доброю улыбкою на полном розовом лице говорит «тишайший».

Стольник опять кланяется земно, осклабляется…

— Я, ваше царское пресветлое величество, нароком опоздал, — стоя на четвереньках, благодарит выкупанный стольник, — коли-де опоздаю, так выкупают, да и за стол посадят…

— То-то! — улыбается царь, и бояре «осклабляются, что псы верные».

— Для тово и опоздал нароком… ествы царской сродясь не едал, какова она, ества царская, — пояснял выкупанный.

За третьим сбросили в воду четвёртого, пятого, шестого, до дюжины… А Алмаз Иванов наблюдает порядок, зорко следит за сим важным государевым делом, словно бы тут была царская овчарня, а это купают овец или молодых щенят, чтоб блохи не водились.

В это время стрельцы подошли к одному высокому, красивому, совсем молодому стольнику, чтобы и его вести в воду. Стольник был одет щеголевато, в малиновый летний кафтан «заморской кройки» и в сафьянные, со скрипом сапожки. Он глянул на окно царевниного теремка и вспыхнул, как маков цвет… и там, в теремке, вспыхнули же: вспыхнула царевна Софья Алексеевна и даже рукавом закрылась.

— Иди, князь Василий Васильич, твой черёд, — строго обратился к красивому стольнику Алмаз Иванов.

Руки стрельцов потянулись было к стольнику…

— Прочь, смерды! Не трошь своими лапами! — отмахнулся от них молодой стольник. — Сам ведаю государеву службу…

И со всего бегу, с припрыгом, ринулся с иорданских мостков в пруд и исчез под водою…

— Ай да молодец князь Василей, — похвалял царь, милостиво улыбаясь.

— Молодец! Молодец! Из молодых, да ранний, — почтительно ржали бояре.

Но молодого князя и след простыл, он исчез под водою — только пузыри пошли…

Ждут, ждут… нету князя Василья… Ещё ждут, нету… нету…

— О-ох! — послышался слабый стон в окне царевниного теремка… Царь глянул туда, ничего не видать…

Симеон Полоцкий, испуганный, дрожащий, бросился к своей ученице… Она бледна, как снег, помертвела…

— Что! Что с тобой, царевна? Ох, господи!

— Вася! Васенька Голицын утонул… о-о-о!

Но Васенька Голицын вынырнул в другом конце пруда и своим появлением распугал всех лебедей. Даже стрельцы об полы руками ударились, а Алмаз Иванов ажно испужался, совсем испужался… «Ишь, язва… ах, н-ну»…

— Похваляю и жалую тремя обеды враз, — положена милостивая царская резолюция на купанье молодого князя Голицына.

Все, и бояре, и думные, и стольники, смотрели с завистью на счастливчика, на князя Василья…

И из царевнина теремка с любовью смотрело на него счастливое девичье личико^[51]…

Глава XI. УВЕЩАНИЕ МОРОЗОВОЙ

Стольники выкупаны, вдоволь накормлены, доклады дьяков выслушаны, резолюции по отпискам воевод и посольских людей положены, грамоты посланы… После обеда часа два соснуто; квасу и браги, и медов со сна полтретья ведра выпито; вечерни отслушаны; побаловано сластями; медвежатников похвалено; «комидийное действо о блудном сыне» просмотрено; на ночь попито, поедено и гораздо запито, и прошёл московский день… Слава тебе, создателю всяческих…

Ночь…

И царь Алексей Михайлович спит, и царица Наталья Кирилловна спит, и царевна Софьюшка баинькает, и Васенька князь Голицын спит, и дьяк Алмаз Иванов дрыхнет…