Святой Павел. Апостол, которого мы любим ненавидеть

В одном отношении Лука рассказывает о происшествии по дороге в Дамаск несколько иначе, чем Павел. В Деяниях он описывает случившееся как видение, используя иные слова, нежели те, которыми описывал встречи воскресшего Христа с учениками в Евангелии. Эти более ранние события Лука считал объективными физическими явлениями: Иисус ходил, разговаривал и ел, как и до распятия. А видение Павла носило совсем иной характер. Более того, Лука подчеркивает, что Павел не видел Иисуса (будучи ослеплен светом, он лишь слышал голос)! Одним словом, Лука не считает Павла очевидцем Воскресения в том смысле, в каком ими были Двенадцать апостолов. Но для самого Павла главным в пережитом было именно то, что он действительно видел Господа: Иисус явился к нему так же, как ранее явился Двенадцати{81}. Вокруг этого небесспорного утверждения нередко возникали дискуссии. Для Павла апостол – это человек, который видел воскресшего Христа. «Не апостол ли я? – вопрошал он. – Не видел ли я Господа?»{82} В послании к общине, основанной им в Коринфе, Павел рассказывает о том, что уже стало главным преданием в движении Иисуса, перечисляя, как после Пасхи Воскресший явился сначала Петру, потом Двенадцати ученикам, потом 500 с лишним братьям, потом Иакову, «а после всех явился и мне, как некоему извергу»{83}. При этом случившееся с ним не было обращением в обычном смысле слова: ведь Павел не переходил в другую религию. Он всю жизнь считал себя иудеем и в свете этого рассматривал и свое дамасское откровение: он был призван так, как некогда Исаия, и, подобно Иеремии, он был избран еще во чреве матери{84}.

Согласно Деяниям, Иисус являлся ученикам в течение 40 дней, после чего телесно вознесся на небеса. Видение Павла имело место после Вознесения, а значит, качественно отличалось от видений Двенадцати{85}. Однако Лука взялся за перо спустя десятилетия после случая под Дамаском. А когда Павел диктовал свои письма в 50-х гг., рассказы о встречах Иисуса с Двенадцатью апостолами еще не стали частью традиции. Павел ничего не знал о сорокадневном периоде и не воспринимал Вознесение как отдельный эпизод. В тот ранний период Воскресение и Вознесение сливались в единое целое: Бог воскресил Иисуса и немедленно переместил его тело в небесный мир. Так понимал ситуацию и Марк, первый евангелист, который писал свое Евангелие в конце 60-х гг. Согласно Евангелию от Марка, по окончании субботы и на третий день после распятия женщины отправились помазать тело Иисуса, но нашли гробницу пустой. «Он воскрес, – сообщил им ангел, – его здесь нет», – и женщины «побежали от гроба; их объял трепет и ужас». Заканчивается описание Марка загадочно: «…и никому ничего не сказали, потому что боялись»{86}.

Павел был мистиком. И это первый известный нам еврейский мистик, который рассказал о своем опыте. Ранний иудейский мистицизм далек от полной безмятежности практики йогов: визионер совершал восхождение к престолу Божьему сквозь небеса, а затем возвращался в человеческий мир с грозной вестью о грядущем божественном суде{87}. Как раз такое небесное путешествие Павел упоминает в другом письме к коринфянам, и есть гипотеза, что он имеет в виду все то же происшествие по дороге в Дамаск{88}. Однако у этой гипотезы есть критики. Они отмечают, что о своем восхождении до третьего неба Павел пишет осторожно, туманно и неопределенно, а о дамасской встрече с Иисусом в Послании к Галатам – прямо и открыто. А значит, речь идет о разных событиях{89}. Еврейские мистики, совершавшие экстатические путешествия, стимулировали видения долгой подготовкой: постились, часами сидели в специальной позе – голова между коленями и возносили хвалы Создателю{90}. Однако никакой подготовки к дамасскому видению не было. Оно совершилось внезапно и неожиданно.