Святой Павел. Апостол, которого мы любим ненавидеть

Делегация прибыла в город в конце 48 или начале 49 г.{161} О последующей встрече у нас есть два разных отчета. Возможно, Лука не вполне уяснил ситуацию: у него получается, что антиохийцы искали одобрения «столпов». Однако Павел, единственный известный нам очевидец, настаивает в Послании к Галатам, что это была встреча равных: участники совместно искали разумное решение проблемы, чреватой расколом движения. Лука с его постоянным желанием утвердить авторитет Двенадцати описывает встречу в Иерусалиме как официальный церковный собор, в ходе которого произносились торжественные речи. Под конец, сообщает он, Иаков вынес авторитетное заключение, которое историки называют «Апостольским декретом». У Павла описана несколько иная картина: он и его спутники просто побеседовали со «столпами»: Иаковом, Кифой и Иоанном{162}. Павел начал разговор с того, что рассказал об успехах языческой миссии в надежде убедить «столпов»: то, что происходит в Антиохии, находится в полном соответствии с идеалами движения Иисуса{163}.

К несчастью, сообщает Павел, их общению мешали: «вкравшимся лжебратиям, скрытно приходившим подсмотреть за нашею свободою, которую мы имеем во Христе Иисусе…»{164} Павел и Варнава привели в Иерусалим Тита, одного из греческих обращенных: пусть «столпы» увидят, что верующие из язычников ведомы тем же духом, что и иудейские ученики Иисуса. Конечно, Павел понимал, что присутствие Тита заострит проблемы. И ожидания его не обманули: ригористы потребовали немедленного обрезания Тита. Однако доводы Павла были столь убедительны, а духовность Тита была столь подлинной, что «столпы» не стали навязывать обрезание. Павел подчеркивает: «Они не возложили на меня ничего более, напротив того, увидев, что мне вверено благовестие для необрезанных, как Петру для обрезанных, ибо Содействовавший Петру в апостольстве у обрезанных содействовал и мне у язычников… подали мне и Варнаве руку общения…»{165}

Павел, Варнава и «столпы» пожали друг другу руки и заключили соглашение, в котором было два пункта. Во-первых, миссионерская деятельность Петра среди иудеев и Павла среди язычников были признаны равно значимыми. От язычников не требовалось совершать обрезание и соблюдать иудейские обычаи{166}. Во-вторых, общины диаспоры должны были «помнить нищих». Относительно последнего Павел замечает: «…что и старался я исполнять в точности»{167}.

В последующие годы второе условие обретет для Павла новый смысл, хотя первоначально могло лишь напоминать о важности служения бедным и обездоленным, чему учил и Иисус{168}. Однако оно могло иметь и другое значение. Еще со времен Маккавеев те евреи, кто считал себя подлинными иудеями – скрывающимися, угнетаемыми и гонимыми, остатком последнего времени, – именовали себя «неимущими» (евр. эвйоним){169}. Так говорили о себе и кумраниты, и Иисусова община в Иерусалиме. Соответственно, слово «неимущие» было синонимом слов «добродетельные» и «праведные», и Иаков Праведный, постоянно молившийся за грешников Израиля, выражал глубоко иудейское благоговение перед «эвйоним», которые жили в сердце Святого Города{170}. Таким образом «столпы» могли просить верующих диаспоры помнить о том, какую важную роль играли нищие и неимущие в разворачивающейся эсхатологической драме: им предстояло быть в Иерусалиме и встретить Мессию, когда он вернется. И Павел легко откликнулся на просьбу: считая Иерусалим историческим центром движения, он пообещал донести это до новообращенных язычников.

Однако проблема обрезания и тщательного соблюдения Торы не ушла с повестки дня. Иерусалимская встреча закончилась для Павла хорошо, но рассказ его наполнен горечью и попытками оправдаться. Возможно, его противники оказали давление на Иакова, и тяжелые споры продолжились после ухода антиохийцев из города. Вскоре Иаков решил-таки возложить на языческих последователей Иисуса дополнительные обязательства. Возможно, это дополнение отражено в «Апостольском декрете», который цитирует Лука. Иаков известил всех языческих членов движения: «…угодно Святому Духу и нам не возлагать на вас никакого бремени более, кроме сего необходимого: воздерживаться от идоложертвенного и крови, и удавленины, и блуда»{171}.

Это решение вполне могло быть компромиссным, призванным умиротворить консервативных верующих, однако у него был существенный недостаток: оно было основано на установлениях Книги Левит, где эти пищевые запреты предписывались не только израильтянам, но и «пришельцам» (герим), живущим среди них{172}. А это открывало лазейку для критиков Павла: если языческие последователи Иисуса проходят по категории «пришельцев», их нельзя считать детьми Авраама. И если евреи будут вкушать вечерю Господню с необрезанными язычниками, не соблюдающими Тору, они и сами нарушат Закон.