Святой Павел. Апостол, которого мы любим ненавидеть

В этой концепции Христос остается альтернативой кесарю, но после ужасов иудейской войны с Римом Павлову критику «владык века сего» решили не продолжать. Христос описан как победитель космических, а не земных сил. Вместо того чтобы фокусироваться на скором Втором пришествии, когда Христос вернется на землю и сокрушит имперское правление, авторы настаивают на том, что Иисус уже одержал эту победу, но на небесах. Некогда решая проблемы, созданные «духовными» верующими в Коринфе, Павел подчеркивал, что Царство еще не пришло. Но эти авторы говорят, что ученики Христа уже живут качественно иной жизнью. Автор Послания к Колоссянам пишет: «Он избавил нас от власти тьмы и ввел в Царство возлюбленного сына своего», т. е. в область света{415}. «В нем мы и сделались наследниками, быв предназначены к тому по определению Совершающего все по изволению воли своей», – читаем в Послании к Ефесянам. Отныне Христос воцарился «превыше всякого начальства, и власти, и силы, и господства, и всякого имени, именуемого не только в сем веке, но и в будущем»{416}. Политическая концепция Павла как бы перенесена в другой мир и другое временное измерение.

Эти тексты показывают начало изменения Павловой традиции. Желая приспособить богословие Павла к новым обстоятельствам, авторы потихоньку меняют его. Это особенно очевидно в указаниях о христианском домохозяйстве. На смену утопическому эгалитаризму Павла пришла иерархическая концепция, согласно которой жены должны слушаться мужей, а дети – родителей. Звучит и такая заповедь: «Рабы, во всем повинуйтесь земным господам вашим»{417}. Стилистика и лексика этих пассажей вполне созвучны культуре своего времени: патриархальность, чуждая Павлу, уже проникла в языческие экклесии. Крещальный возглас («нет мужеского пола, ни женского!») теряется в рассуждениях об иерархическом теле Христовом:

Жены, повинуйтесь своим мужьям, как Господу, потому что муж есть глава жены, как и Христос глава Церкви. Христос есть спаситель этого тела; но как Церковь повинуется Христу, так и жены должны повиноваться своим мужьям во всем{418}.

Эти стандартные инструкции отражают возникшую потребность сосуществования с греко-римским обществом. Второе пришествие оказалось отложено на неопределенный срок, и Павлов радикализм требовалось смягчить: иначе движение не выжило бы. Эти указания напоминают домашние кодексы, которым придавали большое значение греко-римские философы, историки и еврейско-эллинистические авторы, полагая, что упорядоченность семьи важна для нормального функционирования общества{419}. Описанное здесь патриархальное домохозяйство не выдумано Павлом или авторами девтеропаулинистских посланий: оно отражает греко-римские нормы. Авторы лишь попытались наполнить их Павловыми идеалами любви и служения: в центре внимания находится верность человека Христу, а не государству (как в эллинистических домашних кодексах){420}.

Радикализм Павла был утопичен. Он был возможен лишь до тех пор, пока все верили, что Христос вернется в ближайшем будущем и установит новый мировой порядок. Павлово представление о том, что закон ведет к несправедливости и разделяет, перекликается с нашей вечной неудовлетворенностью цивилизацией и стойкой верой в необходимость равного сосуществования. Быть может, эта вера возникла в тысячелетия, когда мы занимались охотой и собирательством в маленьких эгалитарных общинах. За какие-то 5000 лет мы не вполне адаптировались к цивилизации, неизбежно неэгалитарной и неспособной выжить без драконовских законов.

Но вот парадокс: описывая, как Христос низложит земные власти, Павел фактически уподобил это событие победам императора:

А затем конец, когда он предаст Царство Богу и Отцу, когда упразднит всякое начальство и всякую власть и силу. Ибо ему надлежит царствовать, доколе низложит всех врагов под ноги свои. Последний же враг истребится – смерть, потому что «все покорил под ноги его»{421}.

Авторы Посланий к Колоссянам и к Ефесянам сохранили эти образы, но перенесли их на космический уровень. А когда случилось немыслимое и в 312 г. Константин стал первым христианским императором Рима, такая риторика пригодилась, чтобы обосновать его мировое владычество.