Послушник наморщил лоб и, словно школяр на уроке, выпалил без запинки:
– Грех – это нарушение установленного Богом нравственного закона!
– А если точнее?
Маврикий молчал, растеряно моргая глазами. Пресвитер бросил на него холодный взгляд и улыбнулся, явно наслаждаясь замешательством юноши.
– Грех не является естественным свойством нашей души, – пояснил он, – и сам по себе вообще не существует, поелику не сотворен Всевышним. Иными словами, грех – это обычная порча человеческой природы и коренится в свободной воле людей, злоупотребляющих богоданной свободой. Надеюсь, я удовлетворил твой пытливый ум своим ответом?
Варлаам, едва ли не силой навязав послушнику руку для поцелуя, степенно направился к своей келье. Маврикий заревел молодым бычком и бесстрашно схватил пресвитера за полы рясы.
– Так я не понял, отец, любопытство грех или нет?
Не ожидавший подобной наглости Варлаам принялся забавно брыкаться ногами, отбиваясь от настырного юноши.
– Отпусти, анафема! Само любопытство – не грех. Греховны бывают его последствия… Вот пристал! Отпусти, говорю!
Едва освободившись от цепких объятий при помощи подоспевшего Фомы, Варлаам и двух шагов не успел сделать, как услышал за спиной истошные вопли Маврикия, исполнявшего 33 псалом царя Давида: «Восславлю Господа во всякое время, хвала Ему всегда на устах моих. Душа моя будет хвалиться Господом; пусть услышат кроткие и возвеселятся. Славьте со мною Господа; превознесем Его имя вместе!»
Пел Маврикий противно, зато громогласно и самозабвенно.
– Ты чего глотку дерешь? – разозлился пресвитер.
– Да как же, отче, – едва не плакал от восторга юноша, – радостно мне! Постиг я мудрость твою и восславил за то Господа нашего Исуса Христа! Давайте же, братья, вместе споем вдохновляющий псалом Давидов!
Маврикий закрыл глаза и опять заблажил во всю силу своих молодых легких:
– «Я искал Господа, и Он мне ответил, и от всех моих страхов меня избавил…»
– Заткни пасть, божедурье! Пошел вон с глаз моих!
Доведенный до исступления пресвитер с размаху огрел резным посохом убегающего со всех ног послушника. Получив скользящий удар медным набалдашником промеж лопаток, Маврикий только крякнул и тут же скрылся за поворотом.
– Все? – с надеждой спросил пресвитер у служки.
– Утек! – подтвердил Фома, заглянув за дом.
– Слава богу! Утомил меня этот осталбень, прости, Господи!
Варлаам мягкой кошачьей походкой подошел к дому и, присев на корточки у порога кельи, осторожно проверил свою хитрость. Убедившись, что все печати целы, он удовлетворенно хмыкнул и отворил дверь. Однако природная осторожность заставила его, войдя в горницу, внимательно осмотреться по сторонам. Волчье чутье подсказывало ему, что здесь что-то нечисто! Нечто неуловимое вызывало тревогу, но объяснить ее происхождение он не мог. За спиной послышалось недоуменное восклицание. Варлаам резко обернулся и с удивлением увидел обескураженного Маврикия, растерянно озиравшего пустую горницу из-за его плеча.
– Как, ты опять здесь? – задохнулся от негодования пресвитер. – Фома, выкинь прочь этого юного хама!
Но прежде чем усердный служка успел исполнить распоряжение хозяина, Маврикий с грохотом рухнул на колени и, умоляюще протягивая руки к опешившему пресвитеру, жалобно загнусил:
– Не серчай на меня, отче! Забыл просьбу свою тебе передать!
– Какую еще просьбу?
– Важную! Возьми меня, государь, с собой в Москву! Хочу я далее проходить послушание в Чудовом монастыре!
На холеном лице пресвитера заиграла снисходительная улыбка.
– А денег тебе хватит, раб Божий? Вклад чернеца, желающего жить в Чудовом монастыре, должен быть не менее тридцати рублей!
– Сколько? – ужаснулся Маврикий, недоверчиво глядя на пресвитера. – Да я, отец мой, рубля никогда не видел!
– Значит, не судьба тебе в стольном городе послушание иметь. Забудь! Иди молись.
Проводив надменным взглядом настырного и бестолкового послушника, Варлаам задумчиво произнес, с почти не скрываемым презрением глядя на угодливого склонившегося Фому:
– Юноша, кажется, человек отца Феоны? Не нравится мне, что он весь день тут отирался. Зачем? О грехе спросить? А где сама ищейка? На службе его не было. Вынюхивает, змей! Ну, не суть, если сегодня все пойдет так, как задумано, то завтра уедем обратно в Москву!
– Скорей бы, отче! Мочи нет! – заохал служка, подобострастно скалясь.
– Скоро, скоро уже, – заверил Варллам, сняв с шеи толстую витую цепь, на которой болтался, позвякивая, большой бронзовый ключ, – но для этого ты кое-что должен сделать!
Он подошел к своей конторке, привычным движением извлек из ее недр тайник и, открыв крышку снятым с шеи ключом, извлек наружу завернутый в черный бархат гримуар Гонория.
– Держи, – протянул он Фоме сверток, – спрячешь в келье старца Иова, только так, чтобы легко найти.
– Это уж будьте любезны! – оскалился Фома. – Там куда и положишь, все одно видно. Не келья, а плешь святого Николая!
– Не богохульствуй, ветрогон! – разозлился Варлаам, ударив кулаком по столешнице. – Исполняй. Я спать лягу. Разбудишь перед четвертой стражей. Иова судить будут. К тому времени все должно быть сделано!