Святой Шарбель. Новый взгляд

Все годы меня мучила мысль: как, почему моя дочка родилась с таким уродством? Ведь ни у меня, ни у бывшего супруга не было в роду алкоголиков, больных людей, родилась Аня за два года до Чернобыльской катастрофы. И вот два года назад мне посоветовали поехать в деревню Смиловичи к знающей женщине, знахарке, как мне сказали, умеющей говорить правду по фотографии. Я привезла свои фотографии, мужа, Анины. Знахарка долго смотрела на снимки, потом попросила показать, если есть, фотографии, где мой муж изображен с людьми, с которыми он общался в молодости. У меня было несколько групповых фотографий, на которых он с учащимися своего училища. Она долго рассматривала снимки, потом указала мне на совсем неприметную девушку и сказала, что эта девушка сделала какой-то сглаз, сама или к кому-то обратилась. Сказала, что муж ухаживал за этой девушкой, и та, наверное, пришла в ярость, когда он ее оставил, чтобы встречаться со мной. «Она тебе это зло сделала, – безапелляционно сказала знахарка. – Теперь горю уже не помочь». И эта женщина рассказала мне про исцеления изображением святого Шарбеля. До того я никогда не слышала о таком чуде. Она дала мне отксерокопированную черно-белую картинку, довольно истрепанную, видимо, побывавшую уже во многих руках. Сначала она окуривала картинку травами, для того чтобы «освободить» ее от болезней и просьб тех людей, которые ею раньше пользовались. Потом дала переписать с бумажки текст молитвы святому Шарбелю, рассказала, что каждое утро по три раза я должна читать эту молитву, вставляя в нее имя дочери. На фотографии я увидела трудноразличимый портрет монаха с длинной белой бородой и в черном клобуке. Я засомневалась – в такое никогда не верила, да и вся моя предыдущая жизнь была такой, что в церкви не помню, когда и была. Но особенно эта женщина удивилась и рассердилась, когда я сказала ей, что Аня – некрещеная. «Немедленно иди и окрести, без Бога ребенок твой живет», – закричала она на меня. Я по возвращении сразу же завела с Аней об этом разговор. Аня удивилась, не сказать, чтобы мое предложение ее обрадовало. Но я настояла, в воскресенье пошли мы к нашему батюшке. «Батюшка» – такое название меньше всего подходило, он оказался совсем молодым человеком с почти незаметной бородкой. Он долго беседовал с моей дочерью, расспрашивал, чем она интересуется, сетовал на ее равнодушие к себе, убеждал, что очень большой грех – замкнуться в своих неприятностях. Вскоре мы дочку окрестили. Я, как учила та женщина, молилась святому Шарбелю каждое утро и вечер, на ночь клала изображение под Анину подушку. Однажды рассказала своей знакомой об этом, и та спохватилась – конечно же, святой Шарбель, сразу нужно было нам о нем рассказать. Она принесла мне тоненькую книжечку, где было несколько изображений святого Шарбеля, все она уже вырезала для своих членов семьи, а одно еще осталось – для нас. Я принесла его дочери вместе с книгой. Дочка прочла книжку об исцелениях в Ливане и в России и, наверное, от отчаяния ухватилась за спасительную мысль. Я заметила, что, закрывшись в комнате, она даже читает, лежа на диване и прижимая к губам изображение святого Шарбеля. Несколько месяцев я не придавала этому значения, пока вдруг не заметила, что улыбка моей дочери стала очень приятной, ненатянутой, даже симпатичной, и разговаривать она стала свободнее, ей больше не мешает натяжение шрамов. А потом оказалось, что шрамы стали светлеть, белеть, как-то сглаживаться, и вскоре Аннушке стал помогать обычный макияж – тональный крем, пудра. А однажды дочь решилась накрасить губы яркой помадой и долго рассматривала себя в зеркале – и обе мы пришли к выводу, что подчеркивать губы для Аннушки отныне так же позволительно, как любой другой девушке.