Предслава молилась долго, затем она замерла в неудобной позе, ожидая какого-либо знака. Она ждала долго, но Бог не отвечал. Тогда, потеряв терпение, она поднялась и вплотную подошла к распятому человеку и вгляделась в него. У него было страдальчески искаженное лицо и закатившиеся вверх глаза, отчего они выглядели слепыми. Бог был слеп!
В голову Предславы пришла неожиданная мысль, что, может, это как раз и является знаком, которого она так долго просила. Бог смотрел в небо, его не интересовало происходящее на земле. Возможно, этим он хотел дать знать, что люди ошибаются, считая, что их ничтожными проблемами должно заниматься высшее существо. Высший дух, создавший вселенную и множество живых существ, каждое из которых не менее значимо для него, чем заурядное двуногое животное, высокомерно объявившее себя хозяином природы, между тем неспособное решать даже собственные проблемы, не побеспокоив при этом Бога. Человек — это всего лишь птица без перьев!
Предслава вспомнила слова греческого философа Гераклита: «Для бога все прекрасно и справедливо, люди же одно признали несправедливым, другое — справедливым».
Однако философ был прав, не людям судить о прекрасном и справедливом, ибо, как он утверждал, «глаза и уши — дурные свидетели для людей, если души их варварские».
Предслава перекрестилась и вышла из комнаты с твердым убеждением, что за ее поступки пусть Бог сам ее судит. Пусть он ломает голову когда-либо потом... А если она не права, она покается.
Выйдя на крыльцо, Предслава подошла к воротам и спросила сторожившую ворота бабу, вернулся ли Владимир во дворец.
Баба, расплавившаяся от жары, на лавке под воротами, сообщила, что князь еще не вернулся. Она это хорошо знала, так как регулярно выглядывала в окошко в воротах.
Предслава велела бабе, как только приедет князь, сообщить ей, и вернулась в терем. Здесь она присела около открытого окна, выходящего видом на ворота, и взяла в руки вышивание. Но она не столько вышивала, сколько наблюдала.
Ближе к вечеру, когда по двору над цветами и деревьями прогуливался прохладный сквозняк, баба, выглянув в окошко в воротах, засуетилась, затем, колыша обвислыми частями большого тела, подошла к открытому окну и сообщила Предславе, что на княжеский двор только что въехал Владимир.
Предслава тут же отложила рукоделье в сторону, посмотрела иа себя в зеркало и отправилась в большой дворец. Она знала, куда идти, — в столовой должен накрываться ужин для Великого князя.
Так оно и оказалось. Владимира пока в столовой не было, но слуги суетились, устанавливая последние блюда на стол.
Осмотрев стол, Предслава было протянула руку с перстнем над кувшином с вином, но, подумав немного, убрала ее. Предслава вспомнила, что Владимир в последнее время мало пил вина. К тому же кто-либо мог попробовать вино раньше, чем князь.
Будый говорил, что яд подействует не сразу, но не стоило лишне рисковать, тем более что слуги видели, что она подходила к столу. Поэтому Предслава вышла из столовой горницы и вернулась назад через полчаса.
Владимир, умытый и румяный, ужинал с несколькими доверенными боярами. Здесь были Добрыня и Волчий Хвост. Они вели разговор о предстоящем походе.
Предслава подошла к Владимиру и прикоснулась к колючей щеке отца нежными губами.
— Здоров ли, батюшка? — спросила она. — Вот зашла поинтересоваться твоим здоровьем, а то ты все в заботах. Скоро ;/едешь надолго, как мы будем без тебя...
При этом произошло небольшое происшествие. Обнимая отца, Предслава нечаянно задела ладонью стоящий перед ним кубок. Вино из кубка не пролилось, и потому никто не обратил внимания на происшествие. Между тем в этот момент Предслава, ловко сдвинув камень в сторону, уронила в вино небольшую щепотку белого порошка.
— Здоров, — коротко ответил Владимир, недовольный тем, что его отвлекли от важного дела. — Скоро выходим в поход па твоего брата.
— Береги себя, батюшка, —- заботливо проговорила Предслава о скромно удалилась, чтобы не мешать мужчинам заниматься своими делами.
Глава 13
Разговор между княжной Предславой и боярином Блудом закончился, когда солнце уже начало клониться к вечеру. Блуд понимал, что на ночь отправляться в дорогу дело не самое разумное, но учитывая, что первые отряды киевского войска уже начали выдвигаться по дороге на север и потому каждый час был на счету, откладывать поездку в Белгород к старшине Мутору было опасно, так можно было и опоздать.
До Белгорода ехать недалеко, чуть больше пары часов неспешным шагом, но в сумерках эта небольшая прогулка превращалась в опасное путешествие. Соловьев-разбойников хватало: и печенежские мелкие отряды промышляли на дорогах, и бродники, да и мужички не брезговали пошалить с одиноким проезжим. Последних особенно опасался Блуд. Если печенеги или бродники только ограбят, то эти, узнав боярина, с радостью вздернут его на ближайшей осине, слишком много обид Блуд причинил жителям своих деревень. Особенно злы мужики на него из-за девок, которых он не пропускал мимо без того, чтобы не обидеть.