Святополк Окаянный

Освободившийся княжеский престол в Праге тут же заняли явившиеся из Богемии братья Рыжего — Яромир и Олдрих.

Болеслав Рыжий скрипел от бессильной злобы зубами:

— С-сукины дети! Сукины дети! Бежали, лишь думая о спасении шкуры. А тут уселись на мой стол. Ну, погодите!

Увы, он лишь мог угрожать, сделать что-либо, имея на своей стороне всего трех телохранителей, Рыжий не мог.

Подталкиваемый матерью, Болеслав Храбрый решил помочь несчастному изгнаннику, который и ему-то уже намозолил глаза. Повелев найти в своем стаде четырех рыжих коней, он усадил на них Рыжего с его поспешителями и двинулся с дружиной на Прагу.

В пути он посоветовал Рыжему написать грозную грамоту его братьям и послать вперед с гонцом. Прочитав ее перед отправкой, Храбрый расхохотался, потому что вся грамота состояла из угроз и самой отборной брани. В ней братцам было обещано все, начиная с оскопления и кончая ослеплением.

— Ну и зол же ты, — сказал он Рыжему. — Будешь эдак-то, турнут тебя сызнова.

— Не турнут, я теперь знаю, что делать.

— Ну гляди, в другой раз заступаться не стану.

Грамота ли срамная от Рыжего, дружина ли польская, приближающаяся к Праге, а скорее и то и другое сделали свое дело: Яромир и Олдрих бежали опять в Богемию, даже не пытаясь принять бой.

Так и въехал Болеслав Рыжий в Прагу на рыжем коне, пражане притихли в ожидании недобрых дел от жестокосердого князя.

— Да, по тебе тут не соскучились, брат, — заметил польский князь.

— Ничего, ничего, еще заскучают.

Добившись наедине крепкого слова от Рыжего, что он никогда не будет претендовать на возвращение Кракова, Храбрый провозгласил его князем и отъехал с дружиной в родное Гнезно.

Однако Болеславу Рыжему прошлое не послужило уроком. Откуда-то проведав, что изгнать его особенно старались Вершовцы, он тайно схватил одного из них и, затащив в подвал замка, принялся пытать, добиваясь не только признания, но и имен его сообщников. Род Вершовцев был знатен и многолюден. Они немедленно отправили в Гнезно поспешного гонца с грамотой, краткой и выразительной: «Князь! Твой «золотой» братец вновь обагрил себя кровью. Забери его немедля».

Польский Болеслав тут же отправил в Прагу Горта, наказав ему пригласить Рыжего на переговоры на границу Чехии с Польшей. И, взяв с собой ближнюю дружину, отправился к границе сам. Прибыв на место, поставил княжеский шатер на высоком холме, который было видно издалека. И стал ждать.

Болеслав Рыжий выехал из Праги вместе с Гортом, допытываясь в пути: зачем это он понадобился брату Болеславу?

— Откуда мне знать, — отвечал Горт, — сказал, для важного разговора. И все.

И Горт не лукавил, он действительно не знал, на кой черт понадобился сюзерену этот рыжий чех, изрядно надоевший всем в Гнезно в прошлое свое сидение.

На подъезде к княжескому шатру, у подошвы холма, Рыжего и его спутников остановили польские воины. Один из них сказал:

— Всем там нечего делать. Князь ждет князя — не толпу.

И хотя толпа Рыжего состояла всего из десятка телохранителей, он слез с коня, передал повод одному из воинов, приказал:

— Ждите меня здесь, — и уверенно направился вверх к шатру Болеслава Храброго.

Даже то, что его телохранителей тут же окружили польские дружинники, не насторожило Рыжего. Более того, шагов за тридцать до шатра его встретил один из милостников польского князя и попросил:

— Оставь здесь меч, князь.

И это показалось Рыжему само собой разумеющимся: встречаются братья, к чему оружие. Он отстегнул меч и передал милостнику.

У входа в шатер стояло несколько человек безоружных. Стояли, молча наблюдая за приближающимся чехом. Наконец один из них громко возгласил:

— Князь! Великий князь Чехии Болеслав прибыл.

— Пусть войдет, — послышался голос Болеслава Храброго.

Один из воинов откинул полог входа, и Рыжий шагнул в шатер. За ним следом вошли все ожидавшие его у входа и встали за его спиной.

— Брат, — произнес Рыжий и хотел шагнуть навстречу Храброму для объятий, но тот остановил его, выкинул вперед руку.

— Стой там, — молвил холодно.

И только тут Рыжий почувствовал что-то неладное. За спиной в затылок дышат несколько дюжих молодцев, а впереди жесткий холодный взгляд брата.

— Ты не послушал меня, Болеслав, — заговорил Храбрый, — и я более терпеть твои причуды не могу. Ты сам выбрал себе наказание, решив ослепить Яромира. Я вынужден сделать это с тобой.

С этими словами Болеслав Храбрый пнул ногой деревянную тарель, лежавшую на ковре, она с тихим шуршаньем отлетела почти под ноги Рыжему.

— Положите его глаза сюда, — приказал Храбрый.

И в то же мгновение Рыжего обхватили несколько крепких рук и стали окручивать веревкой.

— Брат… брат… брат, — лепетал он срывающимся голосом, словно забыв другие слова.

Потом его повалили. Закрученный веревкой, как кокон, он пытался вертеть головой, выгибаться. Однако его придавили так, что хрустнула грудная клетка. Один из воинов, зажав меж колен его голову, ударил ножом в глаз и вынул его. Рыжий начал орать, но ему тут же всунули в рот кляп. Когда был вынут второй глаз, Рыжий затих, потерял сознание.