Святослав

– А о чем вы молитесь? – поинтересовалась Малуша. Сидевшая на земле женщина посмотрела вдаль и, едва шевеля запекшимися губами, произнесла:

– На Горе боги деревянные, они не помогут. Я молилась Перуну и Даждьбогу, а муж утонул в Днепре, детей унесла моровая язва, хижину и землю бояре забрали. Нет мне места на земле, ничего у меня теперь не осталось.

Она пошевелила рукой, раскрыла ворот сорочки, и. Малуша увидела темное тело, острые ключицы, высохшую грудь. А на груди у женщины крестик на тоненьком шнурке.

– Поняла? – спросила женщина и тотчас прижала руки к груди, поглядела на церковь, в которой затеплилось еще больше желтых огоньков, и заговорила каким-то другим голосом: -Крест ношу, жено, и за это мне Христос воздаст и не забудет. Господи, помилуй! Господи, помилуй! Господи, помилуй! Только Христос может, – запричитала женщина, – он всебла-гий, многомилостивый, он все даст…

Малуша со страхом смотрела, как женщина, произнося эти слова, дрожит всем телом. Но в ее словах о том, что Христос всеблагий, всемилостивый, все может дать, было что-то заманчивое, слышалось обещание, надежда.

– Где же даст Христос? Когда? – торопливо спросила Малуша, чувствуя, что и сама начинает дрожать.

– Здесь, на земле, – тотчас ответила женщина, и было видно, что она вот-вот заплачет. – Я молюсь, мы молимся: «Господи, помилуй, Господи, помилуй…» А если не тут, то там, в раю, где нет ни болезней, ни печали, а жизнь бесконечная… Господи, помилуй, Господи, сподоби, Господи! – крестясь и кланяясь до земли, повторяла она.

– Где же там? В каком раю? Где не будет ни болезней, ни печали, а жизнь бесконечная? – взволнованно спросила Ма-луша.

– На том свете! Человек не умирает, а вновь рождается… Там рай, там жизнь бесконечная… Господи, помилуй… Господи, сподоби! – снова запричитала женщина.

Над Днепром было темно. Мрак окутал все вокруг, и тем заманчивей, тем теплее мерцали среди окружающего мрака и безлюдия желтые огоньки в церкви над Почайной.

И Малуша вдруг позавидовала сидевшей рядом с ней женщине. Она потеряла мужа, детей, хижину, землю, у нее ничего не осталось на свете, но есть что-то большее – она верит.

А разве у Малуши не то же самое? Она потеряла отца, мать, родной дом, землю, она любила, имела сына – и все утратила… Так что же остается у нее на этом свете? Ничего! Она думала об этом и раньше, но сейчас будущее вставало перед ней как черная бездна. Жизнь кончена, ни Перун, ни Даждьбог не помогут. Верить – но во что?!

Однако эта женщина верит! Вот она рядом – черная, высохшая, голодная, но она счастливее Малуши, ибо верит, что есть жизнь вечная, она спасена, потому что верит…

– Господи, помилуй! – вырвалось у Малуши. – Господи, сподоби! Сподоби, Господи!

– И крест сотвори! Твори, твори крест! – властно, схватив костлявыми руками Малушину руку, приказывала женщина. – Твори крест!

– Господи, сподоби! – промолвила Малуша и перекрестилась.

– Вот тебе и стало легче. Ведь легче, легче?

– Легче, – ответила Малуша, утирая слезу.

– Тогда пойдем туда, – женщина схватила Малушу за руку. – Пойдем!

Малуша почувствовала, что не может больше противиться, и пошла за женщиной.

Без этой женщины Малуша, наверное, не попала бы в церковь. В глубине церкви горели свечи перед писаными на дереве дивными образами, было много мужчин и женщин, некоторые стояли на коленях на пороге церкви. Малушу встретили два бородатых мужа. Они преградили ей путь толстыми палками.

Женщина, которая вела за собой Малушу, приблизилась к бородачам, раскрыла пазуху, где на шнурке висел блестящий крестик.

– Иди, сестра, – промолвил один из бородачей. – А это кто? -И он взглянул на Малушу.

– Оглашенная, – ответила женщина.

Но вопрос бородача оказался лишним, потому что второй, стоявший по ту сторону двери, отвел палку и дал Малуше дорогу.

Она вздрогнула. Что-то очень знакомое было в лице этого человека, на которое падал отсвет свечей. Высокий, перерезанный шрамом лоб, глаза, рот… Глаза, правда, угасли, седина покрыла голову, усы, бороду, и рот уже не тот. Но она видела все это раньше, знала этого человека…

~ Тур, – едва слышно прошептала Малуша.

Кто знает, может быть, он услышал это слово, может быть, просто понял, что она его узнала. Но Тур склонил голову и промолвил:

– Иди и ты, Малка!

И Малуша с легким сердцем переступила порог и вошла в церковь.

В церкви Ильи над ручьем молились христиане. Они приходили сюда тайком с Горы, где перед Перуном целый день горел огонь; с Подола, где непрестанно приносили жертву Волосу, – христианам ходить в свою церковь и молиться было опасно.

Когда служба закончилась, женщина повела Малушу к священнику Григорию и оставила их.

– Дочь моя, – сказал священник, – я вижу, тебе тяжело, знаю, как много ты пережила, знаю – думаешь ты, что и жить тебе не стоит. Ведь так?

– Так, отче, – ответила Малуша, – жить уже не стоит…

– Бедная, заблудшая душа! – сочувственно промолвил священник. – Как жестоко ты ошибаешься! Что твое горе перед тем, какое пришлось пережить Христу! Что твои муки в сравнении с теми, какие перенес он! Почему ты думаешь о грешной жизни, если она вечна?