Святослав

«А может, – мелькнула у нее мысль, – он не хочет меня терять как соучастника и помощника. Ведь он знает, что я все могу сделать. Нет, конечно, он высылает меня, чтобы я его не убила, но хочет сохранить мне жизнь, чтобы убить вместе со мной и своих врагов, когда потребуется».

– Иоанн! – позвала Феофано.

– О, я устал и задумался, – промолвил он. – Чего тебе, Феофано?

– Я согласна. Но… там, в Армении, я останусь василиссой?

– Ты будешь почитаема и восславлена как василисса.

– И ты не забудешь меня?

– Нет.

– Что ж, прощай, Иоанн, – сказала она. – А может быть, ты сегодня останешься здесь, в соборе? Ведь в твоем распоряжении мутаторий – половина собора. Да здравствует София! -вызывающе закончила Феофано.

Он посмотрел на нее, чудесную, освещенную огнями свечей, прекрасную Феофано.

– Кто знает, – император вздохнул, – когда мы увидимся. Может, сегодня, может, через несколько лет. Знаю одно: корабль в Армению уходит завтра. Прощай, Феофано.

– Прощай!

Император Иоанн поправил на плечах дивитиссий, положил руку на меч и вышел из катихумения.

Феофано долго еще стояла на том же месте, смотрела на дверь, закрывшуюся за императором, слушала, как он спускался по ступеням, как внизу к нему присоединилось много людей, – видимо, этериоты.

Потом она погасила все, кроме одной, свечи и села у стола. Феофано думала, представляла себе, как Иоанн покинул собор, прошел со своей охраной от Магнаври до Кавваларии, идет среди развалин по саду сераля. Вот он приблизился к Хрисотрик-линиуму, оставил позади мигающий во мраке ночи фар, вот и стены Буколеона. Этериоты постучали в ворота, проэдр Василий смотрит через оконце, кто пришел. Но зачем ему смотреть -он знает, кто это, и велит этерии поскорей отворить потайную дверь. Вот император Иоанн входит, идет, вот дворец, знакомый китон, где спит Феодора, где так тихо-тихо…

И почему– то она подумала, что император Иоанн не сможет заснуть в эту ночь. Феофано це спит, не спит и он; она думает о нем, а разве он не думает о ней?! Нет, император не спит, все думает, думает, колеблется, решает, выходит из ки-тона. Перед ним расступаются этериоты, ведь он -василевс, может идти куда вздумается.

Император выходит в сад, приближается к скамье над скалой, где часто сидел с Феофано. И вдруг круто поворачивает и направляется к потайной двери восточной стены Буколеона, вынимает ключ, который хранится лишь у него, отпирает дверь и идет уже иным путем – далеко от фара, мимо бань, церкви Богородицы, – спешит к Софии…

¦

Феофано не удивилась, когда услыхала где-то внизу, в глубине собора, шаги. Не удивилась и тогда, когда шаги прозвучали по ступеням, за дверью катихумения. Дверь отворилась, на пороге стоял кто-то в темной одежде. При слабом свете свечи Феофано все же разглядела лицо, глаза, рот и скрещенные на груди руки проэдра Василия.

– Я пришел к тебе, Феофано, – тихо промолвил он.

Она встала, быстро направилась к проэдру и положила руки ему на плечи.

– Спасибо, я ждала тебя… Но как мог ты покинуть Буколе-он и императора?

Мгновение он смотрел на нее восхищенным взглядом.

– Зажги, Феофано, побольше свечей. Да, эту, эту, еще одну, вот ту, перед иконой. Пусть будет много света. Император спит, спит Буколеон и весь Большой дворец, но я, Феофано, не сплю, не могу спать. Я должен быть везде. Этериоты пропускают меня всюду, куда бы я ни шел, везде охраняют, даже в соборе святой Софии.

– Я очень хотела тебя видеть и рада, что ты пришел, Василий, потому что не понимаю, что происходит вокруг меня.

– А что же тебе непонятно? – равнодушно промолвил про-эдр.

– Я не узнаю Иоанна, – быстро заговорила она. – Когда-то он любил меня, а сейчас, видимо, не любит. Когда-то я была его сообщницей, теперь он чуждается меня. Теперь, когда я очутилась в соборе, он говорит, будто…

– Освободил тебя с Прота? – спросил проэдр и засмеялся.

– Да, он утверждает это… Почему ты смеешься?

– Я смеюсь, Феофано, потому, что Иоанн никогда тебя не любил, потому, что мы сделали его императором и все это знают, кроме него; смеюсь оттого, что он думает, будто обманул нас, в действительности же мы обманываем его. И еще смеюсь тому, что он уже не император, а труп, – слышишь, только труп, Феофано…

– Я понимаю, что он может вскоре стать трупом, – согласилась она. – Но кто это сделает? И я не понимаю, Василий: кто же будет после него?

Он посмотрел на Феофано, такой же, как и всегда, – проэдр, постельничий… Но при свете свечей Феофано вдруг заметила в его лице что-то общее с головой императора Романа I на кентинариях – те же глаза, нос, рот, подбородок…

– Об этом Константинополь узнает позже, – близко склонившись к ней, прошептал проэдр. – Я уничтожил многих императоров… Остается подобие императора, горбоносый…

– Ты говоришь правду, – согласилась она, – и ты должен убить горбоносого.

– Мы умертвим его вместе. Дай руку, Феофано.

– Вот моя рука. Что нужно сделать, Василий? Для чего ты взял меня с Прота? Ведь Иоанн сказал, что вышлет меня в Армению.

Проэдр ответил не сразу, он долго прислушивался, не слышно ли в соборе какого-либо шороха. Там было очень тихо. Василий сказал: