Святослав

– Так вот зачем три месяца держал нас Константин на Суде! – гневно произнесла она. – Нет, не только честь и гордость нашу хотел бы поразить император, смерти нашей на белых островах жаждет он…

– Матушка княгиня, – раздалось сразу множество голосов, -отколе ездим из Киева в греки, так и допрежь было: стоим на Суде – тяжела гостежба наша, в море идем – души не чуем.

– Ну, подождите, – зло промолвила княгиня, глядя в окно, -приедете вы в Киев, постоите у меня на Почайне, якоже аз на Суде…

Но какой вес могли иметь эти слова княгини Ольги не в Киеве, на Почайне, а здесь, в чужом, враждебном Константинополе, в монастыре св. Мамонта над Судом?

– Надо нам что-то делать, – сказала княгиня. – Я уже много дней думаю и вижу, что ехать нам придется не морем…

В келье все замерли.

– Если император хотел отрядить нас в море ныне, в октябре, – продолжала княгиня, – то пускай едет сам… Вы же, купцы мои и послы, продайте лодии тут, на Суде, купите коней и колесницы, и поедем мы на Русь через землю Болгарскую.

– Наши лодии они с руками вырвут, – зашумели купцы и послы, – коней и колесницы" возьмем у них на торге, а путь через Болгарскую землю нам знаком. Ходили по нему не раз.

– Так и сделайте, – закончила княгиня Ольга. – Побывали мы в Византии – поедем еще и в Болгарию. Не нашли счастья здесь – поищем в другом месте.

Но княгиня Ольга не сказала, какое именно счастье она собирается искать.

3

В Большом дворце внимательно следили за каждым шагом княгини Ольги и потому сразу узнали, что киевские гости не требуют ни месячного, ни слебного, ни ветрил и харчей на дорогу. А вместо этого продают на Суде свои лодии, на торге в Перу покупают лошадей и колесницы. Император Константин сам вызвал эпарха города, Льва, долго разговаривал с ним, полюбопытствовал, какую цену запрашивают киевские гости за свои лодии, сколько коней и колесниц желают купить.

– Они требуют за свои лодии очень высокую цену, – отвечал эпарх, – но наши купцы рвут их из рук: в Константинополе знают, что эти дубовые лодии вечны и очень удобны. Что же касается коней и колесниц – гости не скупятся, платят за них, сколько запросят, хотят только, чтобы кони были выносливыми, а колесницы – удобными.

– Киевская княгиня очень осторожна и хитра, – сказал император Константин паракимомену Василию, когда эпарх ушел из дворца. – Разумеется, она решила возвращаться в свою землю не морем.

– Жаль, – вздохнул паракимомен. – К печенегам давно уже выехали с богатыми подарками наши послы, и, я уверен, те хорошо бы встретили княгиню.

– Конечно, жаль, что она едет не морем, – согласился император. – Я тоже был уверен, что она, повидав Константинополь, не увидит Киева. Однако, Василий, меня беспокоит не то, что княгиня нас перехитрила, а то, что она поедет на Русь через землю проклятых болгар, что грызут сырую кожу.

– О василевс! – воскликнул паракимомен Василий. – Пока дочь императора Льва сидит в Преславе рядом с кесарем Петром, мы можем быть спокойны за Болгарию…

– Если бы киевская княгиня имела в Болгарии дело только с кесарем Петром, я был бы спокоен. Не он, так василисса Мария всегда нам поможет. Но в Преславе есть не только кесарь, есть там и бояре во главе с Сурсувулом, на западе Болгарии стоят непокорные комиты.

– Я думаю, что, прежде чем колесницы киевской княгини доедут до Преславы, туда должны прибыть наши василики с богатыми дарами…

– Именно об этом я и хотел сказать, – согласился император. – Что ж, отправим еще раз приданое василиссе Марии.

– Это приданое, – тяжело вздохнул паракимомен Василий, – а мы посылаем его каждый год, – стоит нам очень дорого. То мы шлем приданое василиссе Марии, чтобы Болгария не браталась с уграми, то платим им за то, чтобы они отреклись от печенегов. А казна наша не так уж богата.

– Лучше взять из казны последние солиды и бросить их псам болгарам, – произнес император Константин, – чем ждать, пока они накинутся на нас и искусают… А сейчас я согласен отдать и всю казну – не с уграми или печенегами могут побрататься болгары, а с русами. А Болгария и Русь совокупно с ними – это смерть для Византии. Константинополь уже видел у своих стен войско кесаря Симеона и князя Игоря. Наша империя спаслась тогда только чудом.

Император Константин задумался, потом сказал:

– Пока мы ссорим между собою Болгарию и Русь, в Константинополе можно спать спокойно. Если же они, сохрани Боже, сумеют объединиться, нам не устоять даже за стенами Юстиниана… поэтому не следует жалеть ни денег, ни оружия, ни людей. Мы должны их ссорить, разделять и властвовать.

Это говорил уже не тот император Константин, который так мягко, спокойно беседовал в Большом дворце с киевской княгиней Ольгою. Что-то хищное, яростное было в его лице и глазах.

– Я понимаю, что тебя беспокоит, Василий, – закончил он. – Деньги, деньги. Да, империи нашей сейчас очень тяжко, подати, установленные нами, крайне велики. Ты говоришь, что всюду начинаются восстания. Знаю! Но что поделаешь, империя велика, империя сильна, и тот, кого она защищает своим знаменем, должен за это платить. Хлебом, деньгами, кровью!…