Святослав. Болгария

– Э-э, иди отсюда, никакого коня я здесь не видел, может, он к реке пошёл напиться, иди, – не дослушав, отогнал юношу стражник. Потом окликнул уходящего: – Если твой конь близко к стене подошёл, можешь больше не искать, – страж ехидно усмехнулся, – его урусы точно съели… – И расхохотался хриплым со сна голосом.

А молодой худощавый печенег с уздой в руке, расстроенный и озабоченный, всё шёл меж просыпающихся соплеменников, спрашивая о коне, у которого там и там белые, будто птичьи крылышки, пятна, а ещё он когда стоит на месте или щиплет траву, то ногами делает вот так и так… При этом убитый горем юноша смешно переступал ногами. Кто-то сочувствовал и высказывал свои предположения, а кто-то, смеясь, прогонял его, коря за нерадивость.

Вот закончилась часть стана, где расположились воины из племени Язы Копон, дальше начались шатры Предводителей Цвета Древесной Коры, которые считали себя более высокородными и достойными, нежели соседи. Здесь над несчастным смеялись большей частью зло и высокомерно, обзывая его худосочным доходягой, которому нельзя доверить не только коня, но и старого барана.

У последнего костра, где уже начали варить еду воины, охранявшие берег, ещё подёрнутый утренним туманом, на вопрос подошедшего здоровенный, несколько тучноватый десятник, сверкнув злым взглядом, рыкнул:

– Жалкий шелудивый пёс из племени бестолковых, ты что, не видишь, что нам не до недоумков, которые теряют коней, как нерадивая женщина иглы для шитья? Пошёл прочь к своему недостойному племени!

– Ты, паршивая помесь степной свиньи с барсуком! – вдруг дерзко крикнул юноша, быстро обходя костёр и останавливаясь со стороны реки. – Если твои поганые губы проблеют ещё хоть одно грязное слово о моём племени, я…

Весь десяток, будто подброшенный вверх невидимой силой, вскочил, но старший, поднимаясь во весь свой немалый рост, рявкнул:

– Сидеть, я сам задушу этого козлёнка из паршивого стада, сейчас вы услышите, как хрустнет его несчастный хребет!

Десятник двинулся на противника грозно и неотвратимо, как огромный валун с горы. Он даже не взялся за оружие, готовый просто разорвать наглеца на части. Все замерли в ожидании скорого наказания дерзкого чужеплеменника. Когда до «худосочного» осталось всего несколько шагов, тот вдруг резко подпрыгнул на месте и… что есть силы побежал прочь от могучего десятника. Воины повалились со смеху.

– Язы Копон драться не умеют, зато бегают быстро! – верещал от восторга один.

– Теперь наш Тортугай его не скоро догонит! – гоготал другой.

– Дальше реки не убежит! – держался за живот третий.

Вскоре сквозь смех стражники услышали, как что-то громко ухнуло в тихую гладь утренней реки. Через короткое время снова что-то громко шлёпнулось о воду.

– Наш десятник решил, перед тем как покончить с доходягой, хорошенько его помыть! – смеялись воины.

Потом на берегу всё затихло, лишь изредка что-то негромко плескалось в воде.

– Пойду гляну, что Тортугай сделал с этим наглецом, – сказал самый нетерпеливый и пошёл к берегу.

– Десятник!.. Все сюда, берите луки, скорее! – вдруг истошно завопил любопытный воин.

А когда остальные подбежали к берегу, то в первый миг остановились, поражённые. В реке у самого берега, распростёрши сильные руки, лежал могучий Тортугай. Вода вокруг его шеи была красного цвета, а в сотне шагов от берега в белёсом тумане то появлялась, то исчезала голова пловца. Несколько стрел, выпущенных в спешке, вспороли воду у самой головы беглеца, и она тут же исчезла под водой.

– Всё, мы отомстили за смерть десятника, – неуверенно произнёс молодой воин.

– Если это урус, то они в воде как рыбы, – зло огрызнулся в ответ пожилой.

– Почему ты решил, что это урус? – спросил молодой.

– Потому что наши так плавать не умеют… Вон, смотри, он жив!

Снова в белёсый туман полетели стрелы, поднялся шум, раздались крики и команды, казалось, весь стан пришёл в движение. На той стороне реки тоже засуетились, уловив необычное оживление в стане печенегов. Сам воевода Претич выбежал на берег, вглядываясь в подёрнутую уже разорванным на отдельные клочки туманом Непру. Заметив, наконец, что в воде то появляется, то исчезает человеческая голова, приказал спустить челноки и грести навстречу пловцу.

Вскоре тощего пловца, на голое тело которого воины накинули старую холстину, привели к воеводе.

– Кто таков, кем послан, с чем пожаловал? – строго спросил основательный Претич, возвышаясь над Невзором, крепкий да ладный, будто вырезанный из дуба.