Черниговский князь словно чувствовал мороку, последующую за прибытием этого первосвященника, выражаясь мысленно так. Через некоторое время Константин заболел и, видя окончание своих земных дней, призвал к себе епископа Антония и, взяв с него клятву, завещал после смерти тело его вытащить за ноги из града и бросить на пустом месте на съедении псам. Епископ поначалу думал, что поблажит, по-блажит старик да одумается. Однако низложенный митрополит оду-маться не захотел или же не успел, умер, поставив Антония перед не-разрешимой дилеммой: не исполнить клятвенное обещание грех, но и исполнить — грех! Позор не только на всю Русь, но и на весь крещенный и некрещенный мир. И как тут быть?!. Вот он и прибежал со своей до-кукой к князю.
«Точно, не было печали, да черти наверещали, — усмехнулся про себя князь, однако приказал исполнить завещание Константина так, как тот повелел, только тело охранять и на следующий день погрести с по-добающими его сану почестями.
Слух о необычном погребении бывшего митрополита тут же обе-жал весь город, и вынос тела состоялся при огромном стечении народа, который диву давался невиданному чуду, то смеясь, то крестясь, то мо-лясь. Народная толпа стала и почетным караулом до утра, пока тело низложенного митрополита не было предано земле в соборной церкви рядом с гробом Игоря Ярославича.
И как был удивлен черниговский князь, когда некоторое время спустя в киевской погодной летописи вдруг прочел, что во время смерти и необычного погребения митрополита Константина в Киеве три дня бушевал ураган, срывавший крыши с теремов и изб, что день и ночь небо было заволочено черными тучами, изрыгающими громы и молнии, поразившие то ли семь, то ли восемь человек и спалившие несколько церквей. «Вот те на, — удивился Святослав Ольгович, — а у нас, как мне помнится, небо было чисто, и кроме крика людского да лая собак ника-кого шума более не было. Надо сказать дьячку, чтобы отметил сей факт».
Черниговские князья, впрочем, как и великие князья киевские, еще со времен Святослава Ярославича, подарившего потомкам два велико-лепных «Изборник», изобиловавших не только мудрыми изречениями, но и рисунками, независимо от монастырских монахов-летописцев, вели свои погодные записи, в которых отражали самые интересные на их взгляд события. Не был тут исключением и Святослав Ольгович. Еще будучи в Новгороде, стал записывать в отдельную книгу важные мо-менты из своей жизни. Потом продолжил в Курске и Новгороде Север-ском. Правда, уже не сам лично, а через дьячков да прочих грамотных лиц. А грамотеев на Руси хватало. Любили русичи хоть на бересте, хоть на гладкой дощечке — пергамента на всех не хватало — хоть несколько строк да начертать, да прочесть потом на досуге или же послать кому следует с надежным посыльным.
Двенадцатого апреля 1159 года от Рождества Христова, в самый первый день Пасхи, смоленский князь Ростислав Мстиславич после мо-лебна в Святой Софии, взошел на великий престол. Это было его второе восхождение, и, как он надеялся, последнее и окончательное. В церквах звенели колокола, народ радовался и веселился. А уже первого мая он призвал из Чернигова Святослава Ольговича, чтобы урядить с ним ряд.
Съехались на конях в Морависке, сердечно поприветствовали друг друга. Спешившись, пошли в шатер великого князя, где в кругу ближ-них бояр говорили об устроении мира в Русской земле. Потом три дня пировали, одаривая друг друга подарками. Святослав Ольгович подарил Ростиславу пардуса и коня предивной масти и стати с седлом, обитым золотом. А великий князь одарил Святослава соболями, горностаями, мехами черных куниц, белых или серебристых песцов, шкурами волков и медведей на шубы.
«Господи, как хорошо, когда мир, — радовался черниговский князь успешным переговорам с Ростиславом Мстиславичем, неспешно воз-вращаясь со старшей черниговской дружиной домой. — Вроде бы и ни-чего такого не случилось, но как спокойно на душе. Словно помолодел на пару десятков лет! Даже земля, и та тому радуется».
Земля, а точнее природа, действительно радовалась и радовала. Зе-ленью степных трав и лесов, стрекотаньем кузнечиков, жужжанием пчел и всевозможных жучков, многообразным щебетанием птиц. Если что и омрачало легкой зыбью настроение князя, так это то, что не уда-лось повидаться с дочерью Еленой и зятем Романом Ростиславичем. Князь Роман находился в Смоленске, и Елена, естественно, при нем.
Не успел Святослав Ольгович возвратиться в Чернигов и поведать в семейном кругу о переговорах с Ростиславом Киевским, как от даль-ней сторожи пришли нерадостные вести: половцы двинулись в набег. Пока что на окраины Переяславского княжества, у Носова на Альте. Но ведь и до окраин Черниговского княжества недалеко, и до Северского, и до Курского. А все они родны и близки Святославу Ольговичу. Каждо-му столько лет и сил отдано. Да и помощь Глебу Юрьевичу оказать — святое дело, ведь столько лет были рука об руку.