«Да какой там стыд, когда никто о том не узнает, — искушали ку-мушки. — Все так живут».
«Я — не все, — заявляла она с гордостью. — Я — княгиня! И дочь ха-на… И мне не приличествует, как простой мирянке прелюбодейством плоть свою тешить».
«Э, матушка, — не сдавались сердобольные кумушки, — и княгини мил дружков имели. Взять хотя бы, к примеру, княгиню Оду, послед-нюю супругу Святослава Ярославича, деда князя твоего, так та по слу-хам, с пасынком, Олегом Святославичем чуть ли не открыто сожитель-ствовала. Или же Гита, жена благочестивого князя Владимира Монома-ха… Поговаривали, что и она не без греха была! Оказывала внимание все тому же Олегу Святославичу, из-за чего и вражда между Монома-хом и Олегом была, из-за чего они-то друг дружку столь долго в нена-висти держали… Или же взять супругу великого князя Мстислава Вла-димировича, сына Мономахова, новгородку Любаву Дмитриевну… так та даже не с князьями тело тешила, а со своим тиуном Прохором».
«Бог им судья, если даже было все так, как вы мне рассказываете, — не поддаваясь искушению, оставалась непреклонной Елена. — Я лучше в монастырь уйду, чем при живом муже согрешу. К тому же, как видно из ваших же слов, все тайное становится явным».
«Вольному — воля, — пожимали плечами кумушки, — спасенному — рай!». А про себя думали, что глупит княгиня, заживо себя хоронит в стенах терема, ведь не в монастыре еще.
Русский закон к прелюбодейству жен был строг и суров: уличен-ную в супружеской измене женщину могли, зашив в мешок с кошкой и собакой, утопить, обрекая на мучительную смерть. Однако в жизни до такого почти никогда не доходило: никто не желал выносить сор из из-бы на потеху соседям. Если уж уличал супружницу в блуде, то дело, как правило, заканчивалось простым мордобоем. Поэтому, несмотря на су-ровость закона, русские женщины, нет-нет, но похаживали на сторону, подгуливали понемногу. Этому способствовали и сами князья, которые вопреки церковным запретам, довольно часто прельщались чужими же-нами, насильно укладывая их на княжеское ложе.
Находясь в уединении, оставленная мужем княгиня Елена все чаще и чаще посещала тамошние церкви, слушая проповеди священников или пение псалмов, все больше и больше проникалась душой необходимо-сти служению Богу. Она не раз уже заговаривала то с одним, то с дру-гим священнослужителем о схимнической жизни, но те мягко, чтобы не оттолкнуть и не обидеть, отговаривали ее, прося подождать до взросле-ния дочерей.
«Выдашь дочек, матушка, замуж, — елейными голосами советовали они, осеняя крестным знаменем, — тогда другое дело. Тогда все будет богоугодно, а пока… пока ходи в божий дом как можно чаще, церков-ным духом проникайся, праведными делами будущий сан заслужи-вай…»
Вот княгиня Елена и заслуживала: то гривен серебряных с ризами и кунами на церковь пожертвует, то собственноручным рукоделием одарит.
— Батюшка князь, — прибежал, запыхавшись, посыльный от княги-ни Марии, — нарочный из Киева прибыл.
— С чем пожаловал? — отрываясь от созерцания алтаря, украшаемо-го иконами, скорее по привычке задавать вопросы, чем серьезно, спро-сил Святослав.
— Не ведаю, — честно признался посыльный. — Я только волю кня-гини исполняю…
«Не к месту его нечистая принесла, — подумал Святослав Ольго-вич, — опять какой-нибудь поход затевается», — но вслух ничего не ска-зал, а, отдав кое-какие распоряжения мастерам, поспешил в княжеский терем.
Когда прибыл домой и выслушал запыленного с дороги посланца великого князя, выяснилось, что князь галицкий, Владимирко, победно завершив войну с болгарами и греками в Придунавье и захватив там множество городков, возвратясь в родное княжество после заключенно-го там выгодного для него мира, вдруг ни с того, ни с сего учинил гоне-ния на своих племянников Васильковичей и Ростиславичей, недавних союзников по походу в греческие земли, отобрав у них города Пере-мышль и Звенигород.
«Князья галицкие, — собственноручно писал Всеволод, — Василько-вичи и Ростиславичи, прибыли в Киев и обратились за справедливостью и за помощью. Я склонен помощь им оказать, а потому и сзываю вас, братья, на съезд и совет в свой стольный град».
— Опять на снем? — поинтересовалась княгиня Мария, когда Свято-слав, отпустив с честью киевского посланца, вошел в ее светелку.
— Опять, — кивнул, соглашаясь, князь.
— Поедешь?
— Поеду.
— Что ж, поезжай…
— Ты-то как? — спросил Святослав, уже зная, что Мария вновь не-праздна.
— Иногда подташнивает, — улыбнулась мягко, даже немного за-стенчиво, что с ней случалось довольно редко, княгиня, — но ничего, жить можно…
— Не скучай, — приобнял супругу за плечи князь, — я не надолго…
— Постараюсь, — прижалась всем телом к мужу княгиня. — Такая уж бабья доля: ждать… Мужьям воевать, а бабам ждать да рожать…