Святослав, князь-ратоборец

А Игорь торопился – пока догорали погребальные костры, его воины спешно грузились на ладьи, соблюдая строжайшую тишину, чтобы в лагере ромеев не возникло и тени подозрения на то, что русы хотят отплыть. Того флота, который его караулил в море, киевский князь не боялся, думая просто пройти мимо него и даже мысли не допуская, что византийцы атакуют русов. Отплывали ночью, пока не наступил рассвет, но командующий флотом Империи патрикий Феофан службу поставил хорошо, а потому и узнал вовремя, что вражеские ладьи отошли от берега. Он решил не дожидаться противника, а атаковать сам, используя момент неожиданности, поскольку русы этого нападения явно не ожидали. Византийские хеландии смело пошли на сближение, и Игорь распорядился их захватить – явное свидетельство того, что он не считал моряков Феофана серьёзными противниками. Об этом же говорит и обращение князя к воинам, когда он предлагал не убивать ромеев, а брать их в плен. Но Игорь жестоко ошибся.

Едва корабли враждебных флотов сблизились, как с палуб ромейских судов стали извергаться потоки «греческого огня». Погода стояла идеальная, поверхность моря была ровной и спокойной, а потому успех сопутствовал кораблям базилевса. Яркими кострами занялись в темноте ладьи русов, и эта ночь стала самой кошмарной в жизни князя Игоря. Он видел, как его гридни и варяги бросались с охваченных пламенем судов в море и тут же шли на дно под тяжестью доспехов, а те, кто всё же выплыл, продолжали гореть в воде, по которой растекался огонь. Как кормчие правили прямо на ромейские корабли, надеясь захватить их с бою, но византийцы не давали им даже приблизиться – медные трубы извергали всё новые и новые струи огня, а ладьи одна за другой исчезали в пламени. Ночь превратилась в день, само море вокруг горело, и суеверный страх стал охватывать русов и варягов, которые в жизни не видели чего-либо подобного. Вскоре паника охватила всех – от князя до простого ратника, каждый думал теперь только о себе, о том, как бы скорее выбраться из этого огненного ада. Но спасения не было никому. Хеландия патрикия Феофана врезалась в самую гущу вражеского флота, поливая с кормы и носа огнём вражеские ладьи, которые пытались её окружить. На палубе флагмана воины и моряки Империи действовали быстро и слаженно, выше всяких похвал, успевая обслуживать свои смертоносные машины и укрываться от стрел, смертельным дождём летевших с ладей. Следом за своим храбрым командующим и остальные ромейские корабли уверенно пошли вперёд, извергая огонь, а флот русов распался – одни начали править на мелководье, куда из-за тяжёлой осадки не могли подплыть хеландии, другие же бросились уходить в открытое море, надеясь потеряться в темноте. Вместе с ними уходил и князь, оставляя за собой пылающее море, где гибли его корабли и в огне сгорали верные дружинники. Не имея возможности ничем им помочь, Игорь надеялся, что если судьба будет к нему благосклонна и он вернётся домой живым, то его месть ромеям ждать себя не заставит.

Действие «греческого огня» при осаждении Константинополя Игорем. Худ. Ф. Бруни.

Что же касается тех русов, которые отступили на мелководье, то их судьба сложилась трагически: когда взошло солнце, они увидели, что со стороны моря их поджидает огненосный флот, а на суше – армия базилевса. Большая часть их погибла в схватках с византийцами, остальные же попали в плен, и их казнили в Константинополе вместе с теми из русов, которые были захвачены во время ночного боя на море. Эту казнь и наблюдал отчим Лиутпранда Кремонского, «человек, преисполненный достоинства и мудрости», который в это время находился в столице Империи в качестве посла итальянского короля Гуго.

* * *