Святослав. Возмужание

После посещения всего чудного и великолепного, что увидели за эти дни кияне, могучий Славомир, и до того не больно разговорчивый, вовсе стал угрюм и молчалив. Его же соратник Кандыба вертел головой непрестанно, стараясь узнать, что это да зачем то, и очи его были полны восторга и удивления.

– Чего хмуришься, брат, – оборачивался он на миг к Славомиру, – гляди, какой град, какие храмы, сколько всего дивного!

Ничего не ответил другу старший охоронец, лишь мрачно взглянул из-под бровей. Когда же они вернулись в посольский двор и вся свита предалась послеобеденному отдыху, Славомир крепко взял молодого охоронца за локоть и коротко молвил:

– Идём!

Они уже сменились и были свободны от службы. Любопытный Кандыба с охотою последовал за старшим соратником – маяться от безделья в опостылевшем посольском дворе ему совсем не хотелось. На выходе Славомир о чём-то спросил местного охоронца посольского двора из варягов.

– Пойдёте прямо по Месе, до Филадельфий, потом Меса разделится, и вы идите по той, которая выходит на Амастрианскую площадь, там много статуй языческих богов, увидите купол на колоннах, увенчанный пирамидой, а на фасаде изображены отрубленные руки. А там уже выйдете куда вам надо.

Продвигаясь по оживлённым улицам Царьграда, русичи ощущали себя былинными богатырями, потому что большинство из попадавшихся навстречу византийцев едва доходили им до плеч. И хоть мечи свои они оставили в посольском дворе, как того требовали местные правила, но ромеи и без того шарахались в стороны от одного взгляда «могучих скифов», мгновенно освобождая им дорогу.

– Куда это мы идём, брат? – с нетерпением вопрошал младший.

– Погоди, скоро сам узришь, – всё так же кратко отвечал старший. Наконец они вышли на обширную площадь, способную вместить не одну тысячу народа, с обилием римских статуй и изображениями птиц и драконов. Посредине стоял большой купол на колоннах, на куполе пирамида и две бронзовые руки, насаженные на копья.

– Отчего тут изображены отрубленные руки?

– Это напоминание их торговцам, что за нарушение правил или злостный обман они могут лишиться кисти правой руки. Но нам надо дальше, – озабоченно отозвался Славомир.

Они спустились в долину единственной в граде полувысохшей реки и оказались на ещё одной площади. Она была сотни две шагов шириной, а в длину шагов на пятьдесят больше. С одной стороны её окормляли колонны какого-то дворца, а с другой термы, как и на большинстве площадей, – портики, колонны, триумфальная арка. Лавки вездесущих торговцев с товарами. Невдалеке каменное возвышение с несколькими почерневшими и порыжевшими чугунными столбами и кольцами, к которым крепились чугунные же цепи.

Славомир внимательно огляделся и подошёл к одному из лавочников.

– Агора Таурус? – спросил он.

– Таурус, Таурус, – угодливо закивал торговец, указывая рукой на огромную медную голову быка, водружённую на специальный постамент у каменной возвышенности. Он ещё что-то говорил, но охоронец уже вернулся к собрату.

– Что это за место и отчего ты меня сюда привёл? – озадаченно вопросил Кандыба, с любопытством оглядываясь вокруг.

– Это Бычья площадь, по сравнению с которой Амастриан, на котором отрубают руки, детский лепет. Гляди, брат Кандыба, вот это место их тиун нам забыл показать, – молвил Славомир, указывая на возвышенность со столбами. – Когда-то здесь стоял огромный пустотелый медный бык. Сбоку у него была дверь, в которую бросали осуждённых на казнь, а под брюхом разводили огнище. Люди внутри умирали в ужасных муках, оглашая площадь воплями, которые напоминали рёв раненого быка.

Очи младшего охоронца округлились, он взглянул на сотоварища с недоверием и даже опаской.

– Откуда ты ведаешь про сию площадь, и про медного быка, и про страшные казни? И где сей бык теперь?