Святослав. Возмужание

– Я старший княжеский охоронец, брат Кандыба, и оттого должен знать, где, среди каких людей и в каком граде княгиню охранять надобно, – веско ответствовал Славомир. – А печь сия столько раз накалялась и остывала за прошедшие века, шутка ли, ещё первых христиан в ней жгли, а потом уже христиане поджаривали еретиков, бунтовщиков и врагов императорских, что прохудилась она и была переплавлена на монеты, только голова осталась в назидание, – махнул рукой дюжий рус. – Только я не ради этой головы сюда стремился и не из-за этого тебя привёл. Быка-то убрали, а людей сжигать заживо не перестали! – воскликнул Славомир, так что на него с опаской глянули греческие торговцы. – Теперь сие у этих вот столбов с цепями деется. Тут же и головы рубят, коли осуждённых много и всех не сжечь, – мрачно добавил Славомир, и Кандыба узрел в его очах молнии гнева и боли одновременно. – Именно, здесь, на Бычьей площади, полтора десятка лет тому назад рубили головы и живьём сжигали у столбов наших братьев, которых не дожгли на море своим подлым греческим огнём, когда мы с князем Игорем пришли за законной данью… – Старший охоронец так сжал сильные челюсти, что кожа заходила, будто под ней катались шарики. – Потому мы после этого весь Стенон, всю их Вифинию, Никодимию и Пафлагонию три месяца беспощадно карали, покуда они против нас десятикратно превосходящих сил не собрали.

– Погоди, Славомир, – взволнованно молвил Кандыба, – значит, и ты мог оказаться на сей площади, у этих чугунных столбов?

– Мог, брат, но оказались другие… – уже тихо ответствовал Славомир. – Потому давай почтим здесь память боевых сотоварищей, вспомним их добрым словом. Мир праху вашему, братья! – с этими словами Славомир достал из-за пазухи небольшой мешочек и высыпал на каменный помост горсть родной земли, которую он привёз с сбой из самого Киева.

Вернувшись в посольский двор, Кандыба, не совсем веря в то, что рассказал ему Славомир, стал расспрашивать посольского охоронца про Бычью площадь.

– Верно тебе рёк Славомир, – кивнул стоящий у врат охоронец-варяг. – Исповедовать язычество у них запрещено законом, а посему есть возможность время от времени поджаривать кого-нибудь неугодного, в том числе и своих, коих считают еретиками, а местная толпа собирается поглазеть, они любят такие зрелища…

От Константина не было вестей, разве только переданное через посланника уверение в том, что в самое ближайшее время христолюбивый император будет рад принять архонтиссу россов у себя в палатах. Однако дни текли за днями, а приглашения всё не поступало. Купцы уже давно распродали свой товар – лён, коноплю, меха, воск, сало, кожи и мёд да загрузились новым греческим – цветными паволоками, женскими украшениями, дорогой конской упряжью, искусно отделанным оружием, вином, пряностями. А приём у императора всё откладывался со дня на день. Это сердило Ольгу, хотя она старалась не показывать виду.

Вот и нынче прибыл императорский посланник лишь с приглашением прогулки по царскому саду, что, однако, пришлось по душе Ольгиным свояченицам – им нравились всяческие забавы и развлечения, в изобилии предлагаемые царским двором, и Ольга сдалась на уговоры. В сопровождении неизменных охоронцев они отправились смотреть на диковинные растения, восхищаться цветами и многочисленными фонтанами, где вода так мелодично журчит, сбегая из пастей медных львов, драконов и грифонов, а прямо по саду неторопливо гуляют царские птицы – павлины – с коронами на головах и удивительными огромными хвостами, которые они иногда распускают, показывая чудные перья с радужными переливающимися кругами.

Между тем император Константин Седьмой Багрянородный знал о любом шаге россов и о каждом дне пребывания Ольги на ромейской земле. Тайная служба в Византии работала исправно. Прошло довольно много времени, но никакого войска вслед за посольством Ольги не последовало. Те, кто опасался этого, успокоились. Стало ясно, что россы действительно прибыли с миром. Но Константин, по давней византийской традиции, тянул время, к тому же в Сводах Правил и Книге Церемоний отсутствовали точные указания, где и каким образом следует принимать главу державы, ежели она – женщина…

Всё предопределено и расписано в Книге Церемоний – мельчайшие детали, начиная со времени пробуждения императора, ритуала его умывания и облачения, какую одежду и в какой последовательности должны внести царедворцы, даже то, каким пальцем и сколько раз должен постучать главный Облачитель в серебряную дверь царский опочивальни. Всё незыблемо за тысячелетнее существование Римской империи, всё выверено и превращено в неизменный ритуал – приёмы, обеды, беседы порфирородного с сенаторами, вплоть до отхода ко сну. И вдруг!.. Подобно неожиданно ударившей молнии Зевса – визит Ольги – и всё устоявшееся всколыхнулось, пришло в смятение. С одной стороны, она правительница, во всяком случае, до совершеннолетия сына, но с другой – женщина. Пришла с миром и вроде бы сестра по вере христовой, но она – варварка, жена князя Ингарда, который жёг и грабил Империю.