Читаем Святослав (Железная заря) полностью

Колот проводил тягучие вечера за тавлеями, твёрдо решив обыграть Звенца, равных которому мало было. Приходили вести из других градков и слобод, где стояли русские дружины. Так нежданно нагрянул Чава, старый знакомец по Хазарии, сопровождавший своего воеводу к Святославу Друзья помянули былое, опрокинув по чаше пива, поделились новостями. Оказалось, что кметь по имени Зубило, которого Колот тоже хорошо знал по давнишнему походу, убил Бабуру Кабаниху Всё произошло из-за болгарской Зубилиной зазнобы. Бабура положила глаз то ли на самого Зубилу, то ли на болгаринку — разное говорили, но правда в том, что из-за ревности Кабаниха надругалась над жёнкой.

— Зубило прознал про это и, не стряпая, помчался к Бабуре, — рассказывал Чава. — Бабская дружина стояла в поприще по Дунаю от нашего града, поэтому мы не поспели за ним, когда узнали, что он рванулся туда. Зубило приехал в село и сразу вызвал Кабаниху на судное поле.

По правилам поединка муж должен биться с жёнкой, стоя по пояс в яме, но Бабура с презрением отказалась от этого. Хоть Зубило был ражим мужиком, за плечами которого не одна смертельная драка, он с трудом одолел Кабаниху. Когда Чава с кметями приехали, то Зубила уже простыл след — он не стал дожидаться княжеского суда, ибо без князя нельзя воину вызвать другого воина на поле.

— С той поры о нём ничего не слышно, — закончил Чава.

Колоту было ничуть не жаль Кабаниху, а жаль было Зубилу, который, поддавшись вспыльчивому норову, навлёк беду на себя. Эту яркую новость за отсутствием других долго обсуждали в молодечной. Некоторые, кто знал Бабуру, говорили, что сами пошли бы просить князя за Зубилу, явись тот с повинной.

Наступавший Корочун отодвинул всё посторонь и про Зубилу в его преддверии забыли. За день до праздника на развернувшемся по случаю большом торге он встретил кузнецкую жену Невяну. Та, солнечно улыбаясь, спросила:

— Чего же не заходишь? Ален по тебе заскучал, думает, не услали ли тебя куда? А ты на торге сряду кажешь. Приходи на праздник.

— Да я со своими...

— Ну, приводи их к нам. Жило не лопнет!

— Поглядим.

Князь ради праздника освободил своих от службы на целых три дня при условии, что все будут под рукой. Город целиком доверили болгарам. Кмети на праздник собирались кто куда, и Колот, прихватив двух товарищей — Звенца и Жиляя, пришёл к кузнецу.

По новой болгарской вере в ночь на Корочун родился сын Божий Иисус и оба праздника тесно переплелись старыми и новыми обрядами. Также встречали Будный вечер, готовили девять блюд на стол, наряжали будник — толстый деревянный ослоп, и с наступлением темноты клали его в печь и поджигали. К вечеру ходили первые славильщики, славили Бога, только ответ им был такой же, как и в былые времена, когда славили рождение Даждьбожьего сына Коляды[74] .

Вилась по дому праздная суета. Хлопала часто отворяемая дверь.

— Славите ли Бога нашего? — спрашивали с улицы.

— Коляда, Коляда! — отвечал кузнец и кричал сестру:

— Милка, неси детворе заедки!

Русы косились на еду, решительно не желая понимать, почему никто не ест. Ален истово благославил стол и, когда благовест текучим густым звоном оповестил о конце поста, разрешил приступить к еде и питию.

За столом с хозяевами в основном говорил Колот, Жиляй насыщался, стреляя глазами на дверь — после выпитого вина хотелось повеселиться. Невяна, смекнув настрой русичей, успокоила:

— Вы ешьте, гульба от вас не сбежит. А мы с Милкой разом с вами пойдём. Отпустишь, Ален?

Кузнец разрумянился от хмеля, махнул рукой:

— А идите!

И уже у выхода, когда все со смехом оглядывали свои чудные праздничные наряды, Звенец, совсем не знавший привычек и уклада жизни кузнеца, всегда сторонящегося языческих гулянок, предложил:

— Давай с нами, Ален!

— Идите, не заскучаю без вас! — сказал кузнец и улыбнулся широкой тёплой улыбкой, отбросив все сомнения русичей, опасавшихся, что Ален в обиде на недолго сидевших за столом гостей.

Улица гудела и скоморошила, раздавались игривые крики и смех. Жиляй первым толкнул дверь и, едва не упав на скользком крыльце, в вывороченной шубе, размахивая руками в длинных рукавах, исчез в куче веселящихся и больше в эту ночь друзьям на глаза не попадался. Здесь так же как и на Руси, без спросу заходили в дома, вовлекая хозяев в хоровод нежити. Впрочем, были дворы, наглухо закрытые. Священники запрещали пастве выходить в Корочунову ночь на улицу и собирать дома гостей, понимая, впрочем, что силой обычаев не изменишь. Нарвавлись на такой двор и Колот со Звенцом. Хозяин, обложив их матершиной, пригрозил выйти с топором. Обескураженные таким отпором, друзья отошли от двора, тут их обстреляли снежками, судя по выговору, свои же русичи. Поймав одного отбившегося от своих, друзья вываляли его в снегу, напихав ещё за шиворот. Тот фыркал и злился, пытаясь схватить одного из них, но те со смехом уворачивались. Друзья его стояли в стороне, не пытаясь помочь товарищу, зубоскаля и смеясь, наблюдали за ним. Тот, выдыхаясь, сделал отчаянную попытку захватить Колота, но тот вырвался, опрокинув парня. Личина слетела и Колот узнал Ратшу Волка.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза
Год Дракона
Год Дракона

«Год Дракона» Вадима Давыдова – интригующий сплав политического памфлета с элементами фантастики и детектива, и любовного романа, не оставляющий никого равнодушным. Гневные инвективы героев и автора способны вызвать нешуточные споры и спровоцировать все мыслимые обвинения, кроме одного – обвинения в неискренности. Очередная «альтернатива»? Нет, не только! Обнаженный нерв повествования, страстные диалоги и стремительно разворачивающаяся развязка со счастливым – или почти счастливым – финалом не дадут скучать, заставят ненавидеть – и любить. Да-да, вы не ослышались. «Год Дракона» – книга о Любви. А Любовь, если она настоящая, всегда похожа на Сказку.

Андрей Грязнов , Вадим Давыдов , Валентина Михайловна Пахомова , Ли Леви , Мария Нил , Юлия Радошкевич

Фантастика / Детективы / Проза / Современная русская и зарубежная проза / Научная Фантастика / Современная проза
60-я параллель
60-я параллель

«Шестидесятая параллель» как бы продолжает уже известный нашему читателю роман «Пулковский меридиан», рассказывая о событиях Великой Отечественной войны и об обороне Ленинграда в период от начала войны до весны 1942 года.Многие герои «Пулковского меридиана» перешли в «Шестидесятую параллель», но рядом с ними действуют и другие, новые герои — бойцы Советской Армии и Флота, партизаны, рядовые ленинградцы — защитники родного города.События «Шестидесятой параллели» развертываются в Ленинграде, на фронтах, на берегах Финского залива, в тылах противника под Лугой — там же, где 22 года тому назад развертывались события «Пулковского меридиана».Много героических эпизодов и интересных приключений найдет читатель в этом новом романе.

Георгий Николаевич Караев , Лев Васильевич Успенский

Проза о войне / Военная проза / Детская проза / Книги Для Детей / Проза