Святослав (Железная заря)

Болгары Хрусана не спеша выехали из леса, набирая ход, рассыпаясь железною лавой, покатились с холма. Лёгкая арабская конница неслась впереймы, но не смогла повернуть вспять закованную в сталь рать и побежала обратно. Хрусан рассёк левое крыло византийцев, врезавшись в основные силы. Рёв, поднятый тысячью глоток, едва не оглушил Святослава. Почувствовав подмогу, русы, зайдясь задорной злостью, удвоили натиск. Ромеи почуяли, что пришла помощь врагам, но откуда, никто понять не мог. Падшие духом от безумной ярости русов, они были как подрубленный ствол, дуновение ветра — и он упадёт. Кто-то трусливый крикнул: «Окружают!», и никто не сумел сообразить в горячности боя, что сил у русов не было для окружения. Передние показали спины, продираясь сквозь задних и ломая свои же ряды. Ромеи падали гуще и чаще, а потом и побежали вовсе. Пётр бросил в бой последние силы. Куда там! Побежало сначала правое крыло, потом основная рать, за ними, как бы нехотя, дрогнуло левое крыло.

Новые выведенные полки, если бы поворотили бегущих, могли бы ещё переломить битву, но сметаемые своими же, думающими сейчас только о спасении жизней, побежали тоже.

Святослав забросил за спину ставший ненужным щит, обхватил меч обеими руками, стал рубить бегущих. Битва превратилась в убийство. Ещё отбивались, ощетинясь копьями, небольшие ромейские ватаги, какая-то свежая рать выскочила и схватилась с воинами Хрусана, но ничего содеять было нельзя. Измотанные до предела русичи (откуда только силы брались?) пересаживались на заводных коней и пускались вдогон. Святослав, оглядев изъеденными пылью, красными глазами поле, едва сейчас понимал, что одолели, стоял покачиваясь, всё ещё сжимая в деснице бурый от крови меч.

— Победа, княже! Бегут ромеи!

Неузнаваемый кметь, весь чёрный от своей и чужой крови, блестел весёлыми живыми глазами. И только посмотрев на него, Святослав будто вернулся обратно, сломав пелену, что застилала разум, заставляя рубить и проливать кровь. Он, не вытирая, вложил меч в ножны, едва попав в прорезь, но так и не смог разжать онемевшую руку, сжимающую черен. Чему-то усмехнувшись, князь вытащил меч обратно и так пошёл по полю страшный с чёрным окровавленным мечом.

Победившие грабили обоз, разволакивали мёртвых, сдирая с них доспехи. Патрикия Петра так и не видели, он, собирая остатки некогда большой своей рати, был уже на пути к Адрианополю, чтобы там за высокими стенами переждать ратную грозу. Русичи и болгары, преследовавшие ромеев, возвращались до позднего вечера, ведя на арканах полонянников. Кмети, дурные от усталости, слонялись по стану, многие, повалившись, уже спали. Знахари лечили раненых. Измождённому поредевшему войску нужен был отдых. Торопиться было не след. Если победит Свенельд, то дорога на Царьград будет и так открыта.

Глава 15

Борисова Болгария будто пробудилась ото сна. В Преслав стекались рати мужиков, охочих до боя, вооружённых кто чем: рогатинами, топорами, кое-кто с мечом или саблей; в стегачах, в кожаных шапках, покрытых сверху положенными крест на крест пластинами, на ком-то была дедова бронь, со старых походов на ромеев. В народе говаривали, что вернулись старинные времена как при Симеоне, когда болгары потрясали мечом Византию, потому и шли охотно и давали кормы на войско. Застоявшиеся печенеги рвались в поход. Из окрестных сёл на них поступали жалобы. Свенельд выговаривался их князю Кураю, просил, грозил, чтобы не разоряли болгар, Курай лишь разводил руками:

— Мои воины пришли за добычей, а не выедать траву на полях. Угры под Святославом сумы золотом набивают, а нам ни куны ещё не перепало. Зачем так несправедливо? Веди нас в поход, воевода!

Накануне выступления в Преслав пожаловали враги-соперники печенегов — угры. В первый же день Курай с Лайошем не поделили кормы и сцепились мало не до драки. Свенельд сам развёл противников, мысленно поблагодарив Святослава за «подарок». С печенегами он ещё худо-бедно ладил, как казалось, но тут в берлогу залез второй медведь. Молодое самолюбие Ку-рая было уязвлено, он тоже был родовитым князем и был ещё согласен подчиняться Святославу как человеку, обладающему большей силой и богатством. Но не его воеводе, и тем более он не хотел быть на равных с уграми, что несколько поколений назад чинили кровные обиды его предкам. Теперь с печенегами будет ещё труднее.

За время сбора войска всегда спокойный Свенельд стал гневлив, пушил молодших воевод, и даже подручники ощутили на себе его ставшую тяжёлой руку. Печенежских воинов, что изнасиловали в одном из сёл молодую девку, приказал немедля повесить. Обозлённый Курай, которого даже не спрашивали перед судом, пришёл во двор к Свенельду и привёл с собою ратных.

— Отмени приказ! — сказал печенежский князь, поигрывая ременной плетью и положив левую руку на гарду длинной кривой сабли. Свенельд, безоружный, набычившись, спустился с крыльца, вплотную подошёл к Кураю, молвил, возвышаясь на целую четверть и глядя сверху вниз:

— Коли у тебя порядка нет средь ратных, то я его наведу!

На миг печенегу показалось, что могутный рус разорвёт его