Святослав (Железная заря)

Стынет в преддверии зимы и княжеская столица Вышгород. Сникли, посерели крышы домов, промозглой сырью тянуло со стороны Днепра. Терем растопили жарко, клонило в сон. Князь Игорь протер глаза, свернул берестяную грамоту и бросил на стол. Встал с лавки, потянулся, прошелся, чтобы прогнать сонливость. Подошел к окну, протер рукавом домашнего шелкового зипуна запотевшее слюдяное оконце, выглянул во двор.

снежок, совсем незаметный на темной земле. Дворовая баба о чем-то спорила с конюшим. Плюнула, что, мол, спорить и раз­машисто зашагала, куда — Игорь не разглядел: мешал скат кровли гульбища. Баба скоро вернулась с ключницей, болгаркой Катой. Видать, из-за стола вытащила: Ката жевала, а в руке дымилась после горячей пищи ложка. Ключница выслушала конюшего и бабу, наорала на обоих и ушла.

Князь улыбнулся, отвернулся от окна. Рухнул на лавку и прислонился к стене. Все еще морило. Прикрыл веки, вытянул ноги, хрустнув кожей сапог. Хорошо! Лежать не хотелось, сидеть бы так и сидеть.

Еще раз усмехнулся над увиденным в окне. Весь бабский род одинаков, заслуживает снисхождения и не больше, кроме... его жены. Она никогда не сидела за прялкой, не ходила на вечерние беседы с боярынями. Она рождена была властвовать. Когда-то привезли болгарскую девушку Елену, по сказкам, дочь одного из тамошних бояр — родича царя Симеона, вскоре нареченную Ольгой по роду Ольговича, в который она вошла. Потом была свадьба с каруселью обрядов, первая ночь, после которой князь внутренним чутьем почуял, что наложниц больше у него не будет. Почему — он понял потом, но так себе и не признался.

Обязанностей у князя много: осенью и зимой полюдье, летом походы, между тем надо суд рассудить, принять послов, гостей ино­земных, да и много чего. Молодая княжна сначала давала мудрые советы, потом в отсутствие князя сама принялась за дела. Игорь былсложить с себя часть обязанностей, потом уже не мог их вернуть... О добром князе говорят: «муж рати и совета», так тот добрый князь был один в Игоре и Ольге. Он не признался себе, что был духом слабее жены и даже побаивался ее, хотя никто не мог назвать его трусом, он был крут норовом и яростен в бою. Он ни разу не слышал, чтобы она повысила голос в собственном доме, но челядь ее слушалась беспрекословно, лучше, чем его. Она окорачивала самых крутых бояр, заставляя уважать ее. Как порою от собственного бессилия хотелось схватить ее за волосы, намотать их на руку, приставить нож к горлу и увидеть испуг в глазах! Он делал это с другими женщинами и в других краях, отмщая за унижение от женщины в своем собственном доме. Но не мог он это сделать хотя бы потому, что боялся, что не испугается она и тем унизит его еще больше. Ольге сильно благоволил Свенельд, кормилец Игоря и воевода. В своё время Игорь посчитал, что Све­нельд забрал слишком много власти над ним и намеренно перестал слушать своего кормильца, обзаведясь собственными любимцами

Неи не хотел понимать, что его же землю за него же блюдут. Вместо присутствия на советах между полюдьями и походами — ловы да пиры с дружиной в молодечной [4], когда князь вместе с кметями [5]засыпал там же на лавках, а то и на земляном полу, постеливши рядину. Свенельд уже не надеялся, что Игорь образумится, потому повернулся полностью к княгине, разверзнув меж собой и князем давно намечавшуюся пропасть. И тут случился этот поход на ромеев... Последний, самый большой и великий по за­мыслам поход, благодаря которому Игорь бросил бы к своим ногам Ольгу и утёр нос кормильцу, окончился полным провалом. В тот поход его пригласил тмутараканский князь-воевода Володислав. Сила собралась большая: кроме самого Володислава с боспорской и таврской дружинами пришел сам Игорь с днепровскими русами и русскими славянами, с ним родич Улеб с воинами Хортицы ибережья. Дело было неслыханное взять на щит сам Царьград. Ни Свенельд, ни Ольга не одобряли этого похода, ибо он нужен был Володиславу, пытавшемуся забрать часть Херсонесских владений, а Игорь шел за сомнительную долю доходов от них.