Святослав (Железная заря)

Долгое весеннее солнце нехотя катилось за окоём, пронзая догорающими лучами окно княгининого покоя. Сенная боярыня переставила с пола на стол стоянец со свечой, подхватила мису и поспешила к двери, склонив уже на ходу перед госпожой голову. Едва закрылась за нею дверь, Ольга отвернулась к окну, зацепившись взором за золотистый, угасающий и оттого приятный взором небосвод. Как быстро прошла молодость! Тяжелее становилось бремя государственных забот, но с другой стороны, как-то отходили от сердца, жизнь требовала других забот, иных радостей. Как-то лет десять назад поднимала крышку сундука и от внезапной боли в пояснице едва не рухнула наземь. «Неужели старею?» — мелькнула мысль и исчезла с больше не повторявшейся болью. Сейчас более всего хотелось передать всё бремя власти сыну и озаботиться мелкой земною суетой: пушить слуг, что, почуяв ослабу госпожи, совсем от рук отбились, слушать веселящий терем топот внуков и просто жить, как живут обычные вдовые боярыни. Но уже нельзя и невозможно было оторвать от себя то, что плотно вошло в её жизнь, стало ею самой. Это уже не Ольга хотела власти, а власть, народ, земля хотели её. И пока жива она, не примут Святослава, ушедшего в чужую сторону искать себе счастья, да и примут ли потом? Возможно, она делала что-то не так, тешась своею гордыней, но так и не подчинив себе сына. На стол в Киев его не вернуть и, не лелея себя ненужными надеждами, готовила к правлению Ярополка. Тот, казалось, разумом и тягой к знаниям пошёл в бабку. Как у них с отцом станет после неё?

Кто-то осторожно поскрёб в дверь. Полностью ушедшая в свои мысли Ольга не успела рассердиться.

— Прости, госпожа, — сенная боярыня, виновато опустив очи, стояла в дверях, — до тебя срочно Лют Свенельд.

Что-то в Болгарии стряслось — первое, что стукнуло в голову. Не привыкла являться даже к ближним своим людям неприбранной, Ольга набросила на плечи ферязь, сама, отстранив боярыню, расчесала костяным гребнем и убрала под повойник волосы.

— Собери постелю и проси, — привычный железный властный голос упокоил боярыню и она без лишней суеты, окинув хозяйским взглядом горницу, принялась прибираться.

Лют, пригнув крупную, в густых светлых волосах голову, пролез в дверь. Ольга, жестом остановив извенения, указала ему на лавку у стены, сама сев на перекидную скамью спиной к окну.

— С пограничья вести шлют, что печенеги великою силою двинулись в нашу сторону. Пожгли уже несколько слобод, жёнок да детей в полон забрали. Прикажи войско собирать не стряпая.

Княгиня повела плечами, с которых только что свалилась Киевская Гора. По сравнению с ожидаемой новостью весть про печенегов казалась какой-то невзаправдашней. Не было такого, чтобы печенеги на Русь ходили. Набег обычный, только вот у страха глаза велики. Оторвать мужиков от страды, так что зимой есть будут? А вдруг — что скорее всего — не прийдут степняки?

— Не моим умом дела военные вести, но смердов из поля не гоните. Без меня решить не можете? Завтра же соберите совет боярский или воеводы перевелись? Дозор пошлите, сам поедь посмотри. Какой совет ещё хочешь?

Ничего не хотел молодший Свенельд, и княгиню тревожить не хотел тоже. Послал его Миливой Искусеев, убедив идти именно сегодня, а Лют из всех ближе к Ольге. Сам не хотел, обладавший быстрым умом отца, он почему-то не нравился Ольге в отличие от старшего брата, Туровида- Фёдора, некстати уехавшего по делу в Полоцк. «Вот Искусеев пёс! Да и я тоже хорош, слушать не надо было». И ведь умел убеждать Миливой, говорил и, казалось, печенеги уже под стенами стоят, потому и пошёл к княгине. Теперь, заразившись Ольгиной уверенностью, и сам думал, что у Искусеева страха глаза велики. Так и не пошёл к Миливою, послав вместо себя слугу, передав через него дословно, что сказала Ольга.

Боярскую господу убедить было ещё труднее. Да и явились не все, узнав, что княгиня присутствовать не будет, нашли себе дела поважнее. Ближе всех к правившему собрание Миливою сидел старый Вуефаст, коему перевалило за шестой десяток, и которого Искусеев хотел видеть меньше всего. Полуглухой Вуефаст с высоты возраста снисходительно и с высокомерием поглядывал на Миливоя и иногда отвечал невпопад, когда ему давали слово.

— Смердов с земли снимать не след, — молвил Величко Слудов, отерев платом с чела выступивший от духоты пот, — казна недорода не выдержит.

— А ромеи золото давали?

— То золото по Болгарии который месяц гуляет!

— Тем более. Да не посмеют печенеги на Киев прийти — чего толковать? Не бывало такого!

Дума загудела ульем, Вуефаст согласно кивал седоватой поглупевшей в старости головой — не было и не будет.

— Кому рать ту вести? Воеводы со Святославом, Претич на Волынь ушёл, Неждан — ко кривичам. Лют Свенельд остался.

— Лют-то? Он наведёт!

Раздалось несколько смешков, но утихли под строгим окоротом нарочитых бояр: смотрите, Лют прознает, обиду на всю жизнь затаит.

— Рать собирать надо!