Когда отгремел подхваченный клич и воины начали расходиться, Святослав обернулся к воеводам:
— Всем отдыхать! Выступим за два часа до заката.
И нечаянно поймал строгий осуждающий взгляд Свенельда, выдержал его, дав воеводе первым опустить очи.
Глава 35
Кмети молчком помогали друг другу облачаться в брони. Колот тоже молча смотрел на них. Вдругорядь дал бы совет, пристрожил кого-нито либо просто, стоял бы рядом и балагурил вместе со всеми, помогая снимать предбоевое напряжение, показывая храбрую небрежность перед смертельным врагом. Многих, а может, и всех он видит в последний раз. Для него уже не существовало завтра, была только предстоящая битва, жаркое солнце и эти вот кмети, которых в сотне осталось чуть более шести десятков. Все разбрелись, ожидая приказов, тихонько переговаривались, будто боясь нарушить некое торжественное действо. Заяц, всегда и везде державшийся особняком, сидел на чурбаке для колки дров, уставясь немигающим взглядом в землю, вертел в руках стёганый подшлемник. Кметь именем Недята жаловался другу:
— Кольчуга в прорехах вся, а брони, что с убитых ромеев взяли, тоже либо худые, либо вовсе не налазят.
— У Радоты спрашивал? Он ведь главный ключник у нас.
— Спрашивал. Бает, что было, то разобрали.
— Почини бронь-то!
— К кузнецу Овчине да Родею очередь с версту!
— Сам учись!
— Кузнецы тогда зачем?
Кмети расспорились не на шутку. Обычная непредбоевая перебранка развеселила Колота, он прыснул со смеху, обратив на себя внимание своих воинов, тут же построжел, прикрикнул:
— Чего вылупились? Воды пейте больше, жара ещё не совсем спала, а в строю вас никто поить не будет.
— Так по нужде захочется!
— А ты в штаны, — посоветовали возразившему. Воины грянули дружным смехом — обвыкли к ратям настолько, что на бой шли, как на покос. Как раз проревела труба — к сбору.
Тяжёлая духота камнем придавливала закованные в железо тела. Даже Дунай, крутой берег которого хорошо был виден с предградья, не дышал прохладой. Скорее бы в бой, а там уже ничего не будет заметно. Воеводы как чувствовали настроение войска, не томили долгими перестроениями, а князь, без лишних речей, спешился, отдал коня стремяному и встал в первые ряды.
На сей раз выходить на равнину не стали, уперев войско крыльями в холмы, оставив в тылу конницу Самуила. Святослав правильно рассчитал время: ромеи, в предверии близкого заката, ждать не стали, спешно в виду русского войска, собирая фалангу. Забили тимпаны, завыли трубы, выжившим до конца дней своих ночами будет сниться шаг ромейских гоплитов. Колот почувствовал, как прижались к нему верные надёжные плечи товарищей, от этого стало спокойнее и ярость предстоящего боя полностью овладела душой. Уже не было вчерашних сомнений, только копьё в руках и привычная холодная радость сечи. Впервые он обратился к своей сотне:
— Прощайте, други! Не судите, коль что было. Даст Род, встретимся на том или ином свете!
Ромеи вдруг остановились, разноголосо заиграли трубы, зазвенели кимвалы, засуетились таксиархи в пёстрых плащах. Фаланга начала сужаться, передние ряды вытягивались, заостряя её. Снова стук тимпанов и клин, ускоряя шаг, грозно поплыл на русский строй. По рядам пошёл шёпот, перерастающий в гул:
— Славны пращуры наши, что дали нам жизнь! Стоят они в Нави рядом с Перуном и ждут подвигов от нас. Славен тот, кто умрёт в чести и будь проклят тот, кто убежит. Зовёт на пир славных воинов Перун. Слава!
— Ру-усь!
Крик слился с копейным треском, голова фаланги сплющилась о русские ряды, как от удара молотом. Нечего терять было русам — ворота в городе закрыты и отступавшим дороги нет. Оставалось одно — вперёд. Трудно сражаться с загнанным в угол хищником, сила его удесятеряется, когти и зубы становятся острее. Колеблется единым громадным железным телом строй. Сильнее раскатываются крики в нараставшей ярости, заглушая стальной клинковый звон. Первые ряды ромеев вспятились под взрывною русскою силой, но некуда деваться, задние давят, сминая тех, кто впереди. Пополнялась людьми фаланга, но всё равно таяла под ударами мечей и копий. Князь в четвёртый или пятый раз принял из рук стремяного новый щит — остальные были иссечены либо отяжелели от пущенных стрел и сулиц. Глупый ромей бросился к нему, намереваясь сразить в поединке. Святослав легко увернулся, послушный меч сам нашёл жилистую шею, не прикрытую доспехом...
Вечернее солнце палило прощальным жаром, духота разом с поднятой пылью разрывала лёгкие. Византийская фаланга пополнялась людьми, живые вставали вместо мёртвых и гибли, втаптываемые в землю наступавшими русами, уставшие отходили в сторону стана, где получали свежую воду и вино, набирались сил и шли снова в бой.
В тесноте холмов ромеи не могли развернуть войско, а в равной схватке они оказались слабее. Шаг за шагом они уступали поле. Русские, почувствовав ослабу, усилили натиск. Сломавшись духом, избитые оружием, ромеи дрогнули.