Святослав (Железная заря)

Собирались на переправах и было видно, что не все исчезли, растворившись в чужих лесах. Здесь слушались воевод, помогали друг дружке связывать плоты, добывали лодки у местных рыбаков — вместе легче переправляться. Шли дальше, чтобы успеть до первых холодов. Одёжа потрёпана, у иных, как у Колота, сапог даже не было, лапти, или купленные, а подчас и отобранные у попадавшихся по пути селян поршни.

Земля остывала, дули холодные ветра, морща волнами чёрную днепровскую воду. Ярополк лично встретил Свенельда в Предградье, в сопровождении Люта, сына Свенельдова, дружины детских с воеводой Блудом. Ещё никто не знал, что Святослав никогда больше не вернётся в Киев и Ярополк не желал делиться властью с отцом, стремясь продолжать Ольгино дело, искал поддержки у старых Святославовых бояр. Вернётся князь — и порушит всё так долго и трудно создаваемое дело двумя поколениями днепровских властителей.

В отличие от отца, Ярополк не стеснялся носить казовой сряды: в шапке с соколиным пером и куньей опушкой, распахнутом бобровом опашне, под которым был виден парчовый зипун, схваченный золотым чеканным поясом. Каурый конь под ним с жжённым золотом седлом, серебряной сбруей, узорной чешмой на груди. Рассматривая молодого князя (не княжича уже, ибо Святославом на Киевский стол ставлен!) Свенельд осознавал — и теплее ему было от этого осознания — что вот с этим мужем ему по пути. Хватит бесконечных дорог и битв, дома пора устраиваться. Лют, опять же, при князе, бояре молодые, деятельные, не битые на ратях до бесчувствия к жизни. Волк пусть ждёт князя своего, сжигая себя ожиданием новых походов, а его место здесь, в думе княжеской.

Ярополк не стал мучить усталого воеводу уставными вопросами, дал обняться с сыном, после пригласил к себе (в бывший Ольгин) терем. Уже там в разговорах не чинился, не заглядывал в рот, как глуздырь родителю, спрашивал совета, не скрывая, рассказывал, что здесь происходит, чем окончательно расположил к себе Свенельда.

Не погиб Святослав ещё в порогах, и его воеводы требуют себе кормов, бояре просятся в княжескую думу, и нужно, с оглядкой на отца, всех удоволить, своих не обидев. И уже много позже начнутся тяжбы и пересуды и часть Святославовых людей побежит к Олегу, а кто и к Владимиру в далёкий Новгород. А пока у князя забот полон рот, а в сёлах и весях идёт чередом своя жизнь.

То ли стыдясь укоров грозной большухи, матери своей, Белавы, что на рать не пускала, предрекая будто гибель одного из сыновей и испитую чашу поражения второму сыну, то ли просто сорвался, Стреша запил в приютившим их за несколько поприщ от дома печище с новыми знакомцами. Колот устал звать шурина, тот отбрыкивался, мотал головой — не пойду! Пошёл один, похожий на бежавшего от господина холопа: в рваном дорожном зипуне, вылинявшей рубахе, в драных, ершащихся старым высохшим расщепившимся лыком, лаптях, с дорожной сумой через плечо, в которой из еды лежала чёрствая краюха хлеба да недоеденная, начавшая тухнуть рыбина, и лишь несколько полос доброго железа, выменянных у торговцев на номисмы и оставшуюся часть добычи, делали её полной и тяжёлой.

Места родные, каждая кочка, каждое дерево знакомы. Глаз видел, но не верилось, что он вернулся. В Осинках брехали псы, заголосил запоздалый петух. Попадались знакомые весяне, с трудом в оборванном, заросшем, с чёрными впалыми щеками, мужике, узнавали Колота.

Терем стоял так же величаво, возвышаясь над иными домами и землянками, только брёвна отемнели от прошедшего времени. Какая-то неведомая сила не давала войти во двор, сделать единственный шаг. Колот отошёл за ворота, чтобы родные не увидели его из-за тына, опёрся на верею, чувствуя, как наливаются скупою непривычной слезой глаза. Долго ли нет, простоял здесь, под настороженными взглядами весян, он не помнил. Скрипнула дверь, и отрок, пристально всматриваясь большими серыми глазами в оборванного Лапу, сломавшимся, почти мужским, голосом спросил:

— Ты ли это, дядька Колот?

Он едва помнил, как повели в дом, бросилась на шею жена, окружила ребятня, Оттенины и свой подросший сын на тоненьких ногах. Стаскивали с него вонючую, во вшах сряду. Совали младеня: «Дочерь твоя, после твоего ухода народилась, глянь-ко!». Зимава обронила:

— Старка летось схоронили. У волхвов всю зиму жил. Сходи на могилу-то!

Колот, толком не осознавая, кто и что ему говорит, ответил:

— Не пойду никуда! Находился уже. С вами останусь. Ходя по чужой земле, счастья не найдёшь.

В доме суета: кто баню топить побежал, кто жрать достаёт, набились в жило с соседних дворов родичи и иные. Колот, неожиданно распихав всех, побрёл к выходу. Окинув взглядом двор, жадно втянул в себя влажный осенний воздух. Дома! Руки-ноги на месте, годы ещё не старые, терем стоит полный родных, не забит землёй колодец, не грозит кривою клюкой у поверженных ворот ведьма, предрекая скорую смерть. Выстанем, начнём жизнь наново.

Послесловие