Святость и святые в русской духовной культуре. Том 1.

Теперь не могу без слез смотреть на тебя: задумчивость и уныние, начертанные на лице твоем, внушают в меня сострадание […] Излей же передо мной всю душу твою — скажи мне, отчего твоя грусть, тоска и печаль.

— Батюшко, я хочу учиться.

— Как, как! что такое, учиться? […]

— Да, батюшко, давно уже зародилась во мне это желание. Оно не дает мне покоя ни днем, ни ночью. За прилавком, в городе, за чайным столом в гостинице, дома в комнате, на улице середь прохожих, в церкви Божией, везде, всегда мерещутся мне вопросы, на которые отвечать я себе не в силах и которые, как демоны какие, беспрестанно уязвляют меня и мучат. Мне все хочется знать, знать […] и отчего солнце восходит и закатывается, и отчего месяц нарождается и опять убывает, и отчего звезды падают, и каким светом сияют они, отчего радуга блестит своими яркими цветами, отчего облака носятся, гром гремит, молния сверкает; отчего горы поднялись и опустилися долины, какою цепью соединяются на земле Божии твари, камни, травы и звери, почему каждая из них необходима; что такое человек, что он на земле делает, откуда он пришел, куда он идет, какое таинство открывается ему смертью; как мысль в голове зачинается и плодится, как выговаривается она словом; — отчего во всяком царстве есть крестьянин, мастеровой, купец и дворянин, как на один рубль, если он будет переходить из рук в руки, накупается столько ж, сколько и на миллион рублей, отчего бумага идет наравне с золотом; — всегда ли было так на земле, как теперь; как все это стало, лучше или хуже было прежде; везде ли так, как у нас; отчего разроднились народы, языки и веры; что такое счастие, несчастие, судьба, случай; что такое добро, зло, воля, разум, вера, что такое Бог…

Слезы в три ручья полились из очей воспламененного юноши — он не мог говорить больше. […].

Когда Гаврила узнает о намерении отца женить его и, следовательно, о необходимости отказа от мечты об учении, он кончает жизнь самубийством, бросившись в Москву–реку с Каменного моста. Священнику, принимавшему в нем живое участие, он оставил письмо, кончающееся фразой, тоже своего рода «плодом просвещения» — «Смерть мила мне еще как опыт».

Третий пример — о людях совсем иного круга, о старом генерале в отставке и его дочери Вере из повести А. В. Дружинина «Рассказ Алексея Дмитрича» (1848):