Святость и святые в русской духовной культуре. Том 1.

Этим только и можно объяснить явное — по показаниям известных первоисточников — отсутствие солидарности и единения симпатий у Антония и Феодосия.

(Пархоменко 1914:240)

Но, возможно, были и другие основания для формирования разных версий рассказа о том, как началась Печерская обитель и кто был ее главным устроителем. В это время, действительно, существовало известное противостояние между «гречествующей» митрополичьей кафедрой и Печерским монастырем, в котором, говоря несколько огрубленно, складывался «русский» центр духовно–религиозного самосознания, в известной степени оппозиционный по отношению к кафедре. Так именно рисует обстановку в Киеве в это время Приселков 1913, для которого «Житие Антония» один из продуктов этой борьбы [725], обнаруживающий следы «гречествующей» руки. Как бы то ни было, «Житие Антония», действительно, подчеркивало некоторые моменты слишком индивидуально и в отдельных случаях, возможно, даже предвзято (напр., связь с Афоном), — так что эти особенности нуждались в некотором упорядочивании и согласовании с другой версией, сложившейся, бесспорно, в самой Печерской обители. Эта «специфичность» «Жития Антония», отклоняющегося от «печерской» версии, как и удивление Поликарпа в послании к Акиндину по поводу того, что жизнь Антония «премолъчана быша» (откуда можно заключить, что в самом Печерском монастыре «Житие Антония» было не известно до поры), дали основание предполагать, что вообще локус составления этого жития не Печерский монастырь и даже не Киев, но Тмутороканский монастырь, куда удалился сподвижник Антония великий Никон, проведший здесь несколько лет (приблизительно с 1061 по 1067 г.) и, видимо, принявший участие в составлении «Жития Антония», во всяком случае его первой редакции (см. Розанов 1914:43–45) [726]. При неясности отдельных деталей и неполной надежности схем общего характера, объясняющих личность Антония и его деяния, одно остается, видимо, несомненным — впечатление какого–то рокового невезения, преследовавшего Антония и оттеснявшего его и тексты о нем несколько в сторону по сравнению с Феодосием. Не только личная предрасположенность, но и обстоятельства вынуждали Антония уклоняться от какой бы то ни было официальной роли и искать уединения. Но весь масштаб этой вынужденной «периферийности» Антония представить себе довольно сложно, и о нем можно лишь догадываться — тем более, что в ЖФ, несмотря на указанные выше «швы», соположение и соотношение Антония и Феодосия дается с большим внутренним тактом, в духе сотрудничества в общем подвиге, так сказать, «симфонически», о чем уже говорилось выше.

Впрочем, и вообще в Киево–Печерском патерике (за исключением особо рассмотренного уже ЖФ) наблюдается поразительно отчетливая тенденция к соединению Антония и Феодосия в пару и всегда именно в таком порядке (эта тенденция отлична от выдвигаемой в ЖФ «триады светил» — Антоний, Феодосий, Никон). Эта пара, святая двоица, в которой составляющие ее персонажи объединены как основатели–устроители Печерской обители, а различаются как старший и младший, в Патерике превращается в клишированное единство, встречающееся чаще (разумеется, кроме ЖФ), чем Антоний или Феодосий порознь (см. выше о совместных иконных изображениях этих святых). В этом смысле пара Антоний–Феодосий приближается к тому типу двэиц, о которых писалось раньше в связи с Борисом и Глебом [727]. Весьма показательно, что чаще всего пара Антоний–Феодосий появляется в ритуальных формулах типа клише, употребляемых теми (или вводимых в связи с теми), кто во времени, в пространстве, в некоей духовно–аксиологической иерархии отстоит на такое расстояние, когда наиболее естественный способ обозначения этих святых — практически недифференцированная пара, несмотря на сочинительный союз — Антоний и Феодосий.

Несколько примеров: «Господи, избави мя от горкыа сеа смерти молитвами пречистыа твоеа матери и преподобною отцу Антониа и Феодосиа» (2; здесь и далее цитируется по Абрамович 1930) (в обращении–мольбе Шимона; характерна иерархия: Богородица и Антоний — Феодосий, обозначенные двойственным числом — «преподобною отцу»);