Святость и святые в русской духовной культуре. Том 1.

Против пьянства направлено и другое поучение Феодосия к народу — «О тропарях» (или о тропарной чаше). Собственно говоря, прямой смысл поучения — ритуальная деталь (нужно петь за трапезой лишь трижды — в начале обеда во славу Христа, в конце — во славу Девы Марии, третий раз — за здоровье государя, «а лише не велимъ») — едва ли нуждался в особом поучении, обращенном к народу. Отталкиваясь от вошедшего в обычай злоупотребления — по мере пения тропарей пить особую чашу («наклонность» к чаше побуждала увеличивать число тропарей), Феодосий снова обращается к теме пьянства. И здесь он снова решителен и непримирим, а картина, рисуемая им, столь реальна, конкретна и ярка, что благодаря ей и современный читатель заражается эффектом присутствия:

иже бо кто много пиеть съ трепари како ти начнеть полозити на колену. а на нога своихъ не мога отити. а другый валяется в калу блюа. хоче ся пересести. въ ругании въ посмесехъ давъ себе всемъ людемъ. а хранителя душа своея аггела Господня отгнавъ отъ себе… [754]

Поучения Феодосия к киево–печерским инокам во многих отношениях повторяют то, что отражено и в ЖФ, в частности, в теме учительства преподобного и его отношений с монахами. В этом смысле поучения подтверждают уже известное из ЖФ. Эти совпадения должны быть признаны важными тем более, что ряд этих поучений (пять числом) принадлежат к наиболее бесспорной части литературно–учительного наследия Феодосия. Поэтому некоторые акценты и отдельные новые детали в этих поучениях позволяют уточнить и оплотнить наши представления о Феодосии как о духовном пастыре и даже как о человеке.

В этом отношении особое внимание привлекают два слова «О терпении и любви». Первое из них построено на хорошо продуманном сочетании евангельских цитат и стоящих за ними эпизодов и непосредственной беседы с иноками, где уже первые фразы (отмеченные, кстати, и стилистически) подводят к самой теме поучения. Ср.:

Что внесемъ, любимици мои, в міръ сей или что имамъ изнести? Не оставихом ли міра и яже въ міре, по заповеди Христовы, глаголавшаго: «Иже не возненавидить всего и последует ми, несть ми ученикъ» и пакы: «Иже мя аще любить и слово мое сохранить» и «Иже душу свою погубит мене ради, обрящеть ю?»

после чего сразу говорится главное — «Любы Божия не въ словесехъ совръшается, но въ делехъ детелныхъ», подтверждаемое заповедью Христа:

«Заповедь бо нову даю вамъ: да любите другъ друга, якоже и азъ возлюбихъ вы» и «По семъ разумеють вси, яко мои ученици есте, аще любовь имате междю собою»

Феодосий чуток к этой теме любви и, предлагая ученикам следовать этой заповеди (и «Онъ возлюбить насъ»), несомненно, осознает и новизну этого принципа и его знаковую отмеченность. От «литературно–цитатной» части автор поучения снова и очень динамично переходит к тому, что здесь и сейчас, и как бы к предстоящим перед ним ученикам:

И та слышасте, намъ, убогымъ кацемь достоить длъжнымь быти! Не сердце ли въ насъ горить! И та вся слышаще, намъ нимало от совести своеа въсклоняющимся. Что бо добро створихом Ему, да насъ изъбра, изведе ны отъ маловременнаго житиа сего! Не вси ли уклонихомся и неключими быхомъ работати Ему! Невъследъ ли похотей своих идохомъ!

— с новым (после этой серии вопросов) восхождением к евангельским цитатам и ситуациям.

Второе слово на эту же тему интересно тем, что вскрывает расхождения между преподобным и братией. Некоторых его действий, как выясняется из текста, они не одобряют и, считая свои интересы ущемленными, ропщут. Эта тема ропота проходит через весь короткий текст («роптание», «ропщющи», «роптивыи», «роптание», «ропщющие»), хотя, конечно, и несколько приглушенно. Терпение, а затем и любовь должны сначала смирить ропщущих, а потом и привести их к осознанию своих заблуждений относительно причин, вызвавших ропот. Широкий взгляд Феодосия, основанный на любви, терпении и смирении, противопоставлен более эгоистическому взгляду братии. «Ныне же азъ, худый», — говорит Феодосий, —