Святые и разбойники неизведанного Тибета. Дневник экспедиции в Западный Тибет

Складывается впечатление, что как только Западный Тибет утратил свою политическую независимость, Лхаса напрямую подчинила себе богатые и привилегированные монастыри, прежде зависевшие от старых династий, управляя ими через своих доверенных людей, специально посылаемых из столицы.

Провинцией Пуранг управляет женщина. Наместник (rdsong dpon – произносится «дзонпон») остался в Лхасе, занятый другими делами. Следуя уже установившейся традиции, в отсутствие префекта его обязанности исполняет жена; к тому же «дзонпонесса», подобно большинству тибетских женщин, в той же степени, если не более, сведуща в делах, как и мужчина.

Требуется не менее получаса, чтобы подняться к дому наместника. Прихожая служит и хлевом. Сторожевой пес яростными прыжками стремится разорвать цепи и перегрызть горло необычным посетителям. Затем, по деревянным и каменным лестницам, кухням, коридорам, требующим постоянных акробатических упражнений, мы, наконец, попали на прием к дзонпонессе: обычный обмен приветствиями, всё тот же чай, смешанный с маслом, содой и солью, кружка ячменного пива. Дзонпонесса с плохо скрываемой радостью принимает от меня 11 рупий – по традиции число нечетное – часы и консервированные фрукты фирмы Чирио, не предлагая мне, однако, взамен хадак, что в обычае среди гостеприимных хозяев края. И в Тибете женщины более скупы, чем мужчины.

В ходе приема внимательно наблюдаю за хозяйкой: она еще молода, недурна собой, обладает весьма благородными манерами и, в той степени, насколько этого можно ожидать от тибетцев, довольно чиста. Одна деталь, однако, безусловно, не может нам понравиться: некая черная паста, намазанная под глазами, содержащая в изобилии желтые семена горчицы, – что-то вроде украшения, к которому тибетские аристократки питают особенное пристрастие, но нашим дамам я бы не осмелился его предложить. Губернаторша одета в длинное платье красной шерсти с передником в желтую и коричневую полоску с зелеными крестиками по полям.

Заботы правительства не чрезмерны; народ спокоен и законопослушен, более из страха репрессий, нежели из уважения к власти. Подданные, практически, самоуправляются: для тех, кто грешит, – штрафы, порка и в крайних случаях смерть. Дзонпонесса занята своими интересами более, чем подданными. Как я уже сказал выше, именно она хозяйничает, руководит и управляет всей торговлей и не теряет ни единой возможности выгодно продать что-нибудь. Этим, впрочем, никого не удивишь. По своей природе тибетец – это торговец: он старается выжать прибыль из самого ничтожного пустяка, и надо признать, что лучшие торговцы – монахи. Многие из них оставляют праздное монастырское житьё-бытьё ради приключений торговли. Большая часть встречаемых нами мирян делится на две категории: паломников и торговцев.

После визита к гражданским властям необходимо нанести визит к властям религиозным. Монахи желтой секты располагаются на берегу реки, как это принято в жаркие месяцы: немного зелени, немного влаги, немного свободы после тесных келий монастыря со всей вонью и бесцветной обыденностью его жизни.

Познакомившись с монахами, разбившими импровизированный лагерь на берегах Мапчи, и завоевав их доверие, 29-го поднимаемся в монастырь с визитом к кампо. Кампо – молодой доктор теологии, уроженец Монголии, получивший, однако, образование в Лхасе. Очень интеллигентен и, в сравнении со своими подданными, довольно благороден в обращении. Живет всегда здесь, наверху, в своего рода добровольном заточении, в комнатах, которые являются для него одновременно и храмом, медитируя и, в особенности, занимаясь науками.

В монастыре не сохранилось ничего древнего. Нашествие догра [10] разрушило его и привело в запустение, подобно окружающим его замкам.

Довольно интересно отметить еще живое предание, сохранившееся в монастыре, по которому он был возведен монахом-монголом, впоследствии тибетским военачальником, Галдеценом (dGa’ ldan tshan), возглавлявшим поход против Ладакха и разбитым в битве при Басго около 1650 года [11]. Но так как по договору, который последовал за этим событием, провинции Гуге и Пуранг отошли к Лхасе, очень может быть, что данное предание получило распространение в относительно недавнее время, то есть тогда, когда исчезла всякая память о политической независимости края; в любом случае, монахи рассказывают мне с глубоким убеждением, что в большом чортене, внутри главного храма, якобы находятся останки монгольского полководца.

Монастырь сакьяпа известен просто как Сакья-гомпа, то есть «монастырь сакья», не имея какого-либо особого имени, если же таковое и имелось, от него не осталось никакого следа.