Святые покровители ваших детей

И мне посчастливилось один раз обнаружить силу, сжатость мгновения. Это было во время немецкой оккупации в Париже. Я был тогда во французском Сопротивлении. Я спустился в метро и меня арестовали, полицейский говорит: «Покажите бумаги». Я показал бумаги. Он посмотрел, говорит: «Ваша фамилия пишется через два “о”, значит, вы англичанин, а если вы англичанин, то вы шпион». Я говорю: «Наоборот, если я был бы шпионом, я назывался бы самым типичным французским именем». Он посмотрел, говорит: «Вы все равно не француз. Какой вы национальности?» – «Я русский». – «Врете! Нас учили в полиции, что у русских скулы такие и глаза этакие». Я говорю: «Простите, вы нас перепутали с китайцами». – «Нет, – говорит, – не так». Позвал шестерых других: «Этот человек говорит, что он русский». Они хором говорят: «Врет! У русских скулы такие и глаза такие». Ну, я пожал плечами: ничего не поделаешь, все они правы против меня. В этот момент мне стало совершенно ясно, что существует только то мгновение времени, в котором я нахожусь. Потому что все прошлое должно быть забыто: я не мог признаться в том, что было за час до этого, иначе будут арестовывать других людей, пытать и т. д. Поэтому прошлое я буду выдумывать, а подлинное прошлое не существует больше. А будущего никакого нет, потому что, знаете, будущее мы себе представляем, поскольку знаем, что может случиться. Но когда не имеешь никакого представления о том, что может с тобой быть, то будущее – словно ты вошел в темную комнату, где не бывал, и пространство начинается вот тут, а что дальше – неизвестно. И вдруг я сообразил, что существует только этот сжатый, как атом, момент, мгновение, миг и ничего другого. И я помню дальше наш разговор. Задержавший меня человек говорит: «Если вы русский, то скажите – что вы думаете о войне». Я подумал: все равно пропал, я хоть себе в удовольствие ему что-то скажу, и говорю: «Замечательно идет война!» – «Что вы этим хотите сказать?» – «Мы вас бьем по всем фронтам». Он на меня посмотрел, говорит: «Вы что, всерьез боретесь с немцами?» Я говорю: «Да». – «Знаете что, эту дверь никто не сторожит, бегите!» И он меня выпустил. И это случилось только потому, что в этот момент передо мной был только миг. У меня не было сознания, что впереди что-то, потому что, если было бы впереди что-то, я начал бы вилять и ему рассказывать турусы на колесах. Оказывается, нет – потому что времени никакого не было.

Я не могу сказать, что живу так постоянно, но у меня есть сознание, что только теперешний момент существует, только этот человек, с которым я нахожусь, существует, только какое-то дело, которое сейчас происходит в пределах этого мига по отношению к этому человеку, имеет окончательное значение. Мы этого не поймаем больше, потому что планируем, у нас прошлое есть, будущее есть, а у ребенка: я сейчас играю в солдатики, это наполеоновская армия; или я читаю книгу – я весь в нее ушел, ничего на свете не существует… Этим можно пользоваться, чтобы помочь ему научиться молиться глубоко, не обращаясь к Богу, Который «где-то такое», а говоря с Ним, как он говорит с солдатиком или как он говорит (простите!) с кошкой, с которой сейчас играет. Вот тут, тут. И это не обязательно выражается в речах больших».

(Митрополит Антоний Сурожский. «Семья и брак»)

Надо ли беспокоиться за детей?

Святитель Игнатий (Брянчанинов)

«Отчего, мама, ты так сильно беспокоишься обо мне?» Оттого, душенька, что у мамы слаба вера в Бога, Который воспретил суетные попечения, не приносящие и не могущие принести никакой пользы, производящие только беспокойство и смущение, расстраивающие душу и тело. Немощный человек хочет действовать и действовать; хочет действовать по-своему, хочет действовать и там, где действие невозможно для него. Повсюду он простер бы свою сильную руку; везде бы указал образ действия по своему мудрейшему соображению. Признать Бога деятелем достаточно могущественным и разумным, на этом основании постоянно прибегать к Богу молитвою он не хочет.

Священник Константин Островский Это обычное наше заблуждение, что если бы был рядом, то все бы я устроил, все было бы хорошо. На самом деле, если уж Бог захочет попустить какую-то скорбь, она совершится и в нашем присутствии. Мы должны укорять себя, каяться и исправляться, когда действительно можем помочь и не помогаем, а если у нас нет возможности помочь при всем желании, то не нужно и угрызаться попусту. В таких угрызениях есть гордость, самонадеянность и неверие в промысл Божий.