Святые русской Фиваиды

Как ни странно, при въезде в Кириллов дождь перестал, небо развиднелось и при повороте к автостанции взору предстали освещенные клубящимися в обрывках грозовых облаков лучами циклопические сооружения Кирилло-Белозерского монастыря.

Вот и приехали.

Вопреки мрачным предсказаниям водителя автобуса площадка автовокзала оказалась засыпана ровным слоем хорошо утрамбованного песка и после дождя выглядела вполне пристойно.

Вдоль сложенного из красного и белого кирпича кубообразного здания диспетчерской и билетных касс, больше напоминавшего трансформаторную будку, стояли бетонный скамейки, рядом с которыми толпились пассажиры в ожидании рейса на Череповец. Садиться, однако, не решались, то ли потому что следы недавнего ливня еще давали о себе знать, то ли потому, что боялись не успеть первыми забраться в автобус и занять сидячие места. Как это водится в таких случаях, с опаской и недоверием посматривая друг на друга.

До гостиницы «Русь» от автостанции пешком было минут пятнадцать. Но поход, что понятно, затянулся, потому как пройти мимо торговых рядов и Казанской церкви как раз напротив Казанских, соответственно, ворот Кириллова монастыря и не остановиться было невозможно. Дойдя, наконец, до «Руси», которая по своему архитектурному решению напоминала здание автостанции (трансформаторная будка, но куда больших размеров) и вступив в переговоры с администратором, я выяснил, что в городе проходит совещание библиотечных работников Вологодской области и свободных номеров в гостинице нет.

После непродолжительных и, откровенно говоря, не слишком энергичных метаний (Кириллов не располагал к ним категорически) на ночлег удалось устроиться в соседнем с «Русью» по улице Урицкого деревянном доме. Одна половина барака была заколочена, а другая принадлежала пенсионерам тете Нине Масловой и ее мужу Ивану Дмитриевичу, всю жизнь проработавшему в Шекснинском леспромхозе, а также их сыну-инвалиду Сереже Маслову.

Тут все было заведено по-старинному – крытая рубероидом крыша, темные сени, обитая войлоком дверь. Две смежные комнаты здесь разделяла занавеска, притороченная к углу русской печи и фанерной перегородке, оклеенной цветными открытками и репродукциями из журнала «Огонек». Окно одной из комнат перекрывал огромный платяной шкаф с помутневшим от времени зеркалом между створками, отчего помещение более походило на темный закут, в котором постоянно горела лампа-дежурка, прикрученная к облепленной старыми газетами потолочной балке. Отражение в зеркале, впрочем, несколько увеличивало объем этого покойца и даже создавало иллюзию длинного, заставленного коробками и посудой коридора, в конце которого подслеповато мерцал экран телевизора.

У изголовья кровати, втиснутой между перегородкой и шкафом, висела самодельная божница с бумажными образками. На одном из них был изображен невысокий, сутулый старец, завернутый в черную мантию. Его несоразмерно большая круглая голова казалась продолжением его почти детского, спеленутого тела, словно бы выступавшего вперед из золотого фона, на котором было что-то написано.

Я всмотрелся и с трудом разобрал – «св. преп. Кирилл Белозерский».

В соседней комнате по телевизору передавали прогноз погоды на завтра – дожди.

* * *

Единственным источником информации о преподобном Кирилле, началоположнике Белозерского монастыря на Сиверском озере, является «пространное житие», составленное в начале второй половины XV века иеромонахом Пахомием Сербом (Логофетом), известным также как автор житий преподобного Саввы Вишерского, святителей Алексия Московского и Стефана Пермского, а также создатель канонов преподобным Сергию и Никону Радонежским. Полное название жизнеописания Кирилла Белозерского звучит так: «Житие и подвиги преподобного отца нашего игумена Кирилла, поставившего на Белоозере преславный монастырь Пречистой Владычицы нашей Богородицы, славного ее Успения, и в нем общежитие составившего».

Житие преподобного ценно тем, что написано со слов «самовидцев», то есть монахов, лично общавшихся с Кириллом – игумена Кассиана и преподобного Мартиниана Белозерского. Также в корпус текста включена духовная грамота Кирилла, что позволяет читателю почувствовать энергетику и стиль великого старца Северной Фиваиды.

Козьма (мирское имя Кирилла) родился в Москве в 1337 году. О его родителях нам, увы, почти ничего не известно, кроме того, что были они «благородными и благочестивыми», воспитали своего сына «во всяком благоговеиньстве и чистоте», обучили грамоте, а перед своей праведной кончиной (причиной которой, скорее всего, была чума) поручили мальчика «сроднику своему Тимофею именем». Речь идет об известном московском окольничем, боярине Тимофее Васильевиче Вельяминове.