Святые русской Фиваиды

В житии преподобного описаны случаи нападения на «кущу» разбойников, а также попытки некоего Андрея поджечь келью старца, чтобы убить его, но всякий раз Кирилл чудесным образом спасается, выходя победителем из экзитенциального поединка с «ненавидящим добро врагом».

Важно обратить внимание на то, что еще в Симоновом монастыре монах Кирилл был рукоположен во священный сан, то есть, будучи иеромонахом, он мог исповедовать и причащать Святых Таин Христовых во время Божественной Литургии (самого себя в том числе), что впоследствии стало для отшельника надежным оружием в противостоянии дьявольским козням.

Впрочем, в русской аскетической традиции известны случаи, когда отшельники удалялись в пустыню, не приняв таинства священства. Преподобные Савватий и Герман Соловецкие, величайшие подвижники Северной Фиваиды, в их числе. Совершать Богослужение они могли лишь по мирскому или «мирянскому» чину – чтение Евангелия, Часослова, Псалтири, акафистов, каждение, а также принятое в русской традиции (в частности, у старообрядцев) совершение обедницы – подобия литургии (евхаристии), но без освящения даров и причастия. Все это можно было совершать либо в келии, либо в часовне.

Находясь на Соловецком острове в Белом море, ни Савватий, ни Герман не приступали ко Святому Причастию, взяв на себя тем самым сложнейший и притом дерзновеннейший подвиг покаянного и молитвенного ожидания принятия Святых Даров, ожидания, которое продлилось шесть лет (!).

Сейчас, вспоминая отшельническую жизнь и подвиги соловецких старцев, нам трудно представить, сколь тяжело, а порой и просто невыносимо было это ожидание. Однако Евангелист возвещает: «Да будут чресла ваши перепоясаны и светильники горящи; И вы будете подобны людям, ожидающим возвращения господина своего с брака, дабы, когда придет и постучит, тотчас отворить ему. Блаженны рабы те, которых господин, пришед, найдет бодрствующими; истинно говорю вам, он препояшется и посадит их, и подходя станет служить им» (Лк. 12:35–37).

Преподобные Савватий и Герман были полны этим сверхъестественным ожиданием, которое во многом расширяет слова святителя Кирилла Александрийского об «отложении Причастия» в смысле непреложного бодрствования, сердечного предвкушения встречи с Господином и упования на Его защиту.

Вспомним, как восклицал святой Антоний Великий: «Молил я Бога показать мне, какой покров окружает и защищает монаха! И видел я монаха, окруженного огненными лампадами, и множество Ангелов блюли его, как зеницу ока, ограждая мечами своими. Тогда я вздохнул и сказал: вот что дано монаху! И несмотря, однако, на то, диавол одолевает его… И пришел ко мне голос от Милосердного Господа и сказал: “Никого не может низложить диавол; он не имеет более никакой силы после того, как Я, восприняв человеческое естество, сокрушил его власть. Но человек сам от себя падает, когда предается нерадению и поблажает своим похотям и страстям”. Я спросил: “Всякому ли монаху дается такой покров?” И мне было показано множество иноков, огражденных такою защитою».

Иеромонах Кирилл, оставшись в пустыне один, в иконографической традиции вполне мог быть изображен держащим в руках палицу – меч духовный, мистически отсылающий нас к словам Спасителя: «не мир пришел Я принести, но меч» (Лк. 12:51). Возможность совершать Евхаристию в дремучей чаще на берегу Сиверского озера и становится той палицей, тем покровом, который позволяет человеку обожиться, потому что Бог вочеловечился. Именно в этом следует искать объяснение немыслимой, с точки зрения обычного человека, духовной мощи отшельников Северной Фиваиды, в том числе преподобных Кирилла и Ферапонта Белозерских.

* * *

Как и было обещано по телевизору, перед которым хозяева дома на Урицкого в конце концов так и заснули, на следующий день с утра шел дождь – мелкий, обложной, непроглядный, серого цвета. Казалось, что и без того низкое в этих краях небо лежит на земле. Каменная гряда Кириллова монастыря продолжала при этом высится над деревьями, мерцать в водяной пелене, куриться над озером, о существовании которого можно было догадываться лишь по плеску волн, по их клекоту.

Получается, что озеро исчезло в туманном мареве.

Превратилось в равнину.

В Ферапонтове, расположенном в 20 километрах на север от Кириллова, дождя меж тем не было – фронт еще не дошел, видимо. А если не дошел, то может и стороной пройти. Небо тут хмурилось, ворчало, хороводилось тучами, спорило с налетавшими порывами ветра, которые отрывали клокастые куски от облаков, и в образовавшиеся дыры входили световые столбы – то ли солнечные лучи, то ли горнее сияние.

После Успенского Белозерского монастыря, целого средневекового города, Рождества Богородицы Ферапонтова обитель казалась миниатюрной.

Стояла на пригорке скромно, негордо совсем.

С одной стороны – шумная, даже зимой не замерзающая речка Паска, с другой – Бородавское озеро, а чуть на отшибе, у самого подножия Цыпиной горы – Ильинский погост.