«Многолетнее упорное желание считать росписи Дионисия созданными из местных материалов вполне объяснимо, – читаем у Ольги Владимировны, – Возникающий при этом образ средневекового художника становится созвучен “былинно-песенному” представлению о русском искусстве, где иконопись, а тем более стенная роспись, возводятся в совершенно особый вид искусства, ни на что не похожий. И картина, которая рисует художника Дионисия собирающего камешки для красок на берегу северного озера, становится как бы частью фольклора. Однако образ этот недостоверный, и сожалеть об этом необязательно. Художественный гений Дионисия неоспорим и без поэтических обобщений, в котором не нуждались его современники-европейцы – Леонардо да Винчи, Джакомо Беллини, Гольбейн Старший, Лукас Кранах…»
До автобуса на Кириллов оставался еще час.
От Святых ворот монастыря я спустился к озеру, по берегам которого и залегали те самые загадочные разноцветные камешки. Попытался представить себе, как все тут выглядело в начале XVI века…
Да так же все и выглядело. Разве что не было рукотворного каменного островка, насыпанного здесь во времена патриарха Никона, который находился в Ферапонтовом монастыре в заточении после лишения сана. К моменту его пребывания в обители фрескам Дионисия было уже более 160 лет, целая вечность по меркам человеческой жизни, а самому монастырю и того более – 260 с лишним лет.
Эпохи сменяли и сменяют друг друга, и здесь, на берегу Бородавского озера, кажется, что времени нет.
Но это не так, оно есть, и оно уходит…
До отправления рейсового автобуса осталось полчаса, и надо было идти на остановку. Пока дошел до трассы Вологда-Медвежьегорск уже почти совсем стемнело, а дождь так и не случился. Обошел все-таки фронт стороной Ферапонтово, помиловал, как и тогда, пять столетий назад, когда выдался сухой август, и роспись по мокрой штукатурке в Рождественском соборе быстро просохла и «схватилась» на века.
Вот и выхватили в темноте остановку фары автобуса. Пришел по расписанию, однако. Сели, поехали, пассажиров было немного об эту пору. До Кириллова было минут двадцать пути.
Глава четвертая
Наследие преподобного Кирилла
Пространное житие преподобного Кирилла Белозерского достаточно подробно описывает жизнь пустынника после ухода на Бородавское озеро его спостника и сокелейника Ферапонта.
Являясь духовным питомцем и собеседником святого Сергия Радонежского, Кирилл переносит заветы великого старца сначала в свою убогую «кущу», а затем и в свой монастырь. Причем следует наставлениям Сергия буквально и бескомпромиссно – как мы помним, требовательность к самому себе «паче инех», граничащая с суровостью, была чертой его характера.
Отец Иоанн Кологривов пишет: «Устав, введенный Кириллом в его монастыре, был киновийским (общежительным. –
Известно, что преподобный никому не отказывал в приеме в свою обитель, но буквально с первых же дней нахождения в монастыре ставил послушника или инока перед фактом строжайшей дисциплины, где все совершалось по уставу, истово и притом в молчании.
«Вот вам устав; хотите во всей точности исполнять его живите у меня, не хотите исполнять его, идите вон», – цитирует преподобного Кирилла Е. Е. Голубинский и далее пишет: «Он ввел в монастыре общежитие нисколько не ослабленное и не облегченное, но строгое и безусловное, так чтобы никто из монахов не имел в келье совершенно ничего своего, со включением и самой воды для питья и за исключением лишь книг для душевного назидания и икон для молитвы. Он ввел в монастыре те отеческие порядки, чтобы монахи, предавшие себя в его руководство, не имели от него – игумена совершенно никаких тайных дел и помыслов, и чтобы он мог надзирать над ними и печься о них так сказать в каждом их шаге и в каждой их мысли (запрещение писать и принимать письмо без ведома его – игумена и запрещение принимать поминки или гостинцы; запрещение хмельного пития). Относительно выхода монахов из монастыря, относительно келейного провождения ими своего времени и относительно внешней чинности их поведения в церкви, в трапезе (строго о ненарушимости поста) и во время общих работ были также введены преп. Кириллом самые строгие правила, взятые из наиболее строгих отеческих уставов».