Святые сердца

– Ах! Сестра Юмилиана. Боюсь, я допустила серьезную ошибку, позволив им проводить столько времени вместе. Хотя тогда… – пристально смотрит она на Зуану. – Нет, мы слишком далеко зашли, чтобы позволить ей умереть у нас на руках сейчас. Пойди к ней и заставь ее снова есть.

Зуана мешкает. Момент настал. Другого такого не будет.

– Помоему, новости о возлюбленном пошли бы ей сейчас на пользу.

– Каким это образом? Они только все испортят.

– Ей сейчас кажется, что ее все покинули. А весточка от любимого могла бы уменьшить ее отчаяние.

– Судя по тому, что я слышала, говорить не о чем. У него все хорошо; распевает за милую душу в окружении целого выводка хорошеньких девиц, – пожимает плечами аббатиса.

– Мадонна Чиара, вы самая восхитительная аббатиса во всем христианском мире, – тихо говорит Зуана. – Чего вы только не знаете.

Та снова пожимает плечами, однако видно, что она польщена.

– Я знаю лишь то, что мне полагается знать ради блага общины.

– Значит, вы не боитесь, что он придет и заявит свои права на нее, когда она будет давать последние обеты?

– Нисколечко.

– И напрасно. Потому что он не умер.

Ее слова производят немедленный и изумительный эффект: аббатиса смотрит на нее во все глаза, не изменившись в лице ни на йоту.

– Умер? – Ее голос лучится светом. – Нет, конечно, с чего бы ему умереть?

– Однако несколько ножевых ранений в шею и лицо, скорее всего, воспрепятствовали бы занятию им поста в Парме. Даже если он и был ему предложен.

Зуана чувствует, что у нее пересохло горло. Она берет стакан и подносит его к губам. Ее рука тверда. Аббатиса все с тем же бесстрастным лицом смотрит на нее с другого конца комнаты. Внезапно у нее вырывается вздох, легкий, почти игривый.

– Ты, как всегда, несправедлива к себе, Зуана. Это не я, а ты достойна восхищения. Уверена, родись ты в более благородной семье, общиной правила бы сейчас ты, а не я, – замечает аббатиса.

– Я так не думаю.

– О, в этом нет ничего не возможного. – Наступает пауза. – В самом деле, если бы за тобой стояли нужные люди, это вполне могло бы случиться. Вообрази, какую грандиозную аптеку открыла бы ты тогда.

– Мне довольно и той, которая у меня есть, – отвечает Зуана спокойно.

– Полагаю, что это так.

Странно, но в комнате царит покой. «Удивительно, – думает Зуана. – Ей грозит такая опасность, а она попрежнему уверена и спокойна. Неужели она всегда такая? И когда молится? И в исповедальне тоже? В котором же часу надо изловить отца Ромеро, чтобы он точно пропустил такое признание мимо ушей?»

– Мне кажется, пора мне спросить тебя, Зуана, откуда тебе это известно?

– У меня была посетительница.

– Я слышала. Кто она?

– Неважно.

– Нет, важно. Мои монахини не разговаривают с кем попало.

– Что это? Ваши правила стали теперь строже, чем у Юмилианы?

Аббатиса выпучивает на нее глаза, потом природная грация изменяет ей, и она тяжело оседает в кресле. Несуществующие складочки и пушинки на юбке забыты.

– Я не имела к этому никакого отношения, – наконец говорит она. – Я никогда… – Она осекается. – Это было не мое… Ну, не всегда удается удержать под контролем то, что выпускаешь на волю. Но я никогданикогда не хотела этого.

Зуана ставит свой стакан на стол. Она не знает, верить этой женщине или нет.

– Вы позволите мне лечить послушницу?

– Если да, то что ты ей скажешь?

– Скажу, что он ее не предавал, – отвечает Зуана. – Уверена, что это поможет ей преодолеть отчаяние.

– Нет. Нет. Этого я не могу разрешить.

Не считая девушки, о которой идет сейчас речь, сидящая перед Зуаной женщина была, вероятно, ее самой близкой подругой в жизни. Ею она восхищалась, ее уважала, от ее общества получала удовольствие, ее иногда пыталась даже копировать. Но чаще всего просто ей подчинялась. Ибо таково первейшее и важнейшее правило бенедиктинской общины: подчиняться воле аббатисы во всем.

– А если она будет продолжать голодать? Что, если она уморит себя голодом?

– Тогда, чтобы не потерять половину ее приданого, нам придется устроить церемонию принесения обетов до того, как она умрет. – К изумлению Зуаны, аббатиса смеется: – У тебя такой потрясенный вид! А ведь это те самые слова, которые ты хотела от меня услышать, разве нет? В доказательство того, что я, твоя аббатиса, пекусь лишь о деньгах, а не о душах. Ах, Зуана, неужели ты так плохо меня знаешь? И значит, так они говорят обо мне, эта маленькая армия, что стоит за спиной Юмилианы? Что о репутации я думаю больше, чем о спасении души? Так?

Зуана не отвечает. Что толку в пустых утешениях?