Связь времен. В Старом Свете

Исторические события представлялись мне макроявлениями, которые можно понять, только связав их со свойствами микроклетки этих явлений — индивидуальной человеческой воли. Об этом писал уже Толстой во Втором эпилоге к «Войне и миру»: «Движение народов производит не власть, не умственная деятельность, даже не соединение того и другого, как то думали историки, но деятельность всех людей, принимавших участие в событии».

Принципиальная трудность этого подхода состояла в том, что микроатом исторических событий — человек — представал перед нами в пугающем и обескураживающем многообразии. Разве позволительно было ставить знак равенства между строителем египетской пирамиды, скифским конником, американским ирокезом, китайским хунвейбином, варяжским мореходом, флорентийским суконщиком, русским казаком, испанским конквистадором? Здесь-то и приходила на помощь формула, созревшая в «Практической метафизике»: всякий человек есть воля, стремящаяся к расширению своего личного и социального я-могу. Подобное абстрагирование от историко-географических и этнических частностей позволяло сделать объектом наблюдений всю мировую историю и довести ход рассуждений до важных обобщающих выводов.

То же самое относилось и к политико-социальным структурам в доступных нашему взору пяти тысячелетиях. При всём фантастическом многообразии форм, в каждой из них кто-то должен был трудиться, кто-то — заниматься организацией труда и распределением продукции, кто-то — воевать и управлять, кто-то хранить важную информацию и постигать мироздание. Эти четыре необходимые функции государственной жизни один к одному воспроизводили четыре главные функции любого животного организма: мышцы, кости, хрящи осуществляют перемещение в пространстве; желудок, лёгкие, кишечник, кровеносные сосуды обеспечивают обмен веществ; волевое начало «принимает решения», когда бежать, а когда пускать в дело зубы и когти; органы чувств и память инстинкта поставляют информацию необходимую для ориентирования в пространстве и времени. Абстрагируясь от частностей, мы получали возможность сравнивать различные государства по устройству в них четырёх главных функций общественной жизнедеятельности.

Во время плаваний по океану мировой истории особый сочувственный интерес вызывали у меня эпизоды успешного противоборства маленьких республик с огромными деспотиями. Навуходоносор в VI веке до н. э завоевал весь Ближний Восток, но не смог взять крошечную столицу финикийцев — портовый город Тир; Афинская республика в V веке устояла перед страшным персидским нашествием; Римская отбилась от галлов-кельтов, покоривших в IV веке всю Северную Италию; Венеция в течение XV–XVII веков н. э противостояла в Средиземном море турецкому гиганту; Голландия не дала себя покорить ни Испании Филиппа Второго, ни Франции Людовика Четырнадцатого (XVI–XVII века); Финляндия отбилась от Сталинских полчищ в веке XX; и в наши дни шесть миллионов израильтян выстаивают против напора 100-миллионного арабского мира.

В этом ряду история Псковской республики XIII–XV веков занимает своё почётное место. Как — каким чудом — отбивали псковские ратники раз за разом нашествия немцев, ливонцев, поляков, литовцев? Кто были те зодчие, что возвели неприступные стены Псковского кремля и купола собора Святой Троицы? Каким земледельческим талантом должны были обладать псковские крестьяне, чтобы извлекать обильные урожаи из этой небогатой земли, по которой я топаю в Алольский магазин и обратно? Летописи сообщают, что и в неурожайные годы голодающие со всей России тянулись на Псковщину, где хлеба всегда хватало. В том ли был их секрет, что никогда псковичи в своей республике не допускали холопства и крепостничества? Или в том, что их нравы отличались, по свидетельству заезжих иностранцев, честностью и человечностью? Или в том, что было на этих землях какое-то изначальное благословение, которое ощущали наши языческие предки, выбирая места для своих поселений и установки идолов?

Во всяком случае, наша компания горожан-дачников так прикипела сердцем к этим краям, что в течение семи лет никакие знаменитые курорты, никакой Крым, Сочи, Пицунда, не могли нас выманить с берегов Алоли и Великой.

17. «Ближе, ближе звон кандальный 1974–1975

Обыски и аресты

1974 год был заполнен атаками властей на непокорных литераторов. В январе из Союза писателей исключили Лидию Чуковскую, в феврале — Владимира Войновича. 11 февраля восемь человек ворвались в квартиру Солженицына, лауреата Нобелевской премии по литературе 1970 года, и увезли его в тюрьму Лефортово. Там, в одиночной камере, ему был зачитан указ, объявлявший его изменником родины, лишавший советского гражданства, и 13 февраля он был посажен в самолёт и вывезен в Западную Германию. В том же году, после исключения из Союза писателей, был вынужден эмигрировать Владимир Максимов.