Связь времен. В Старом Свете

Я довольно быстро набил руку на этом деле и безотказно мчался на вызов. Одна беда: на даче Куприянова телефона не было, а ждать ежемесячная хроника не могла, поэтому часто работа доставалась другому. На студии в те годы работали два талантливых режиссёра, с которыми у меня завязалась долгая дружба: Павел Коган и Пётр Мостовой. К сожалению, мои литературные способности им были не нужны: они сочиняли такие фильмы, в которых текст играл ничтожную роль. Например, Коган сделал фильм о блокаде — целиком на документальных фотографиях. Единственным «движущимся» элементом была кинокамера. Вот рота солдат идёт по ленинградской улице на фоне разбомбленного дома. Камера медленно наезжает на фотографию, за кадром — марш и стук сапог, разом ударяющих о мостовую. У зрителя — полное ощущение, что мёртвое изображение «ожило» и превратилось в киноплёнку, и рота идёт в окопы прямо на передовую, проходящую где-нибудь не дальше Пулкова.

Вдвоём Коган и Мостовой придумали и сняли десятиминутный фильм «Взгляните на лицо». Они установили в Эрмитажном зале, рядом с картиной Леонардо да Винчи «Мадонна Литта» полотняную будку, Мостовой спрятался в ней с камерой на штативе и снимал посетителей музея, останавливавшихся перед картиной: школьница; пожилая работница в косынке; молодой солдатик; мужчина с заснувшим ребёнком на руках; старый интеллигент в галстуке бабочкой; иностранный турист с фотоаппаратом. За кадром — звуки клавесина и голос экскурсовода: «Взгляните на лицо мадонны. Оно прекрасно. В нём видны те чудесные качества, которые свойственны всем матерям». А мы не можем оторвать глаз от человеческих лиц, схваченных в момент серьёзной и почтительной сосредоточенности. Каждое — как шедевр искусства фотопортрета. Какое многообразие чувств, какой парад! Феллини мог бы позавидовать.

Всё же один раз мне удалось оказать помощь моим друзьям. Я сидел в студийной библиотеке, проверял понадобившиеся мне цитаты из Блока, когда меня отыскал там Паша Коган и, с криком «Игорь, спасай!» потащил к себе в просмотровый зал. По дороге он объяснил, чтó произошло. Они уже смонтировали очередной киножурнал, его нужно было на следующий день везти на цензуру в Ленинградский обком, и вдруг выяснилось, что к одному из присланных и уже вмонтированных кусков нет никаких разъяснений: то ли оператор забыл приложить, то ли они потерялись по дороге. В кадрах двигались лесорубы с бензиновыми пилами, клонились и падали деревья, их кроны стукались о землю — и всё. Ни имён героев труда, ни размеров перевыполнения нормы, не было даже названия местности, где происходило дело. И выбросить сюжет было невозможно, потому что каждый киножурнал должен был иметь стандартную длину: десять минут.

Что было делать?

Я посидел минут пять, глядя на экран с падающими деревьями. Потом вернулся в библиотеку, отыскал на полках том Льва Толстого с рассказом «Три смерти» и через полчаса подал Паше листок с таким примерно текстом:

Русский читатель знает и помнит чудесное описание гибели дерева в одном из рассказов Льва Толстого: «Дерево вздрогнуло всем телом, погнулось и быстро выпрямилось, испуганно колеблясь на своём корне. На мгновение всё затихло, но снова погнулось дерево, послышался треск в его стволе, и, ломая сучья и спустив ветви, оно рухнулось макушкой на сырую землю».