Связанные

Плохие парни всегда объявляли о своих намерениях. Я никогда этого не понимал.

За эти полсекунды я выстрелил. Кайсон успел лишь зафиксировать выражение немого удивления, услышав два быстрых треска моего пулемета, прежде чем успел выпустить пару патронов. Он выронил пулемет и повалился на спину, раскинув руки, и рухнул на пол, залитый кровью.

– Вставай, урод, – потребовал Крауз от Петрова.

Петров поднялся. Его жирные зачесанные назад светлые волосы и щетина на лице делали его похожим на порнозвезду девяностых. Но скрываться было тяжело, а он уже несколько месяцев ускользал от правоохранительных органов. Он выглядел худее, чем в последний раз, когда я его видел, а глаза были впалыми. Он поднял руки в знак капитуляции.

– Я сдаюсь.

Я не спускал глаз с Петрова и держал палец на спусковом крючке, пока Крауз усаживал меня на стул, аналогичный тому, возле которого сидел мафиози. Быстро обыскав его, Крауз отпихнул его назад, подальше от себя, но не сдвинулся с места, а просто держал его на мушке.

– Что ты делаешь? – спросил я.

Крауз перевел взгляд на русского.

– Планы изменились, – выражение его лица стало жестким. – А теперь, блядь, пошевеливайтесь, – прорычал он, размахивая «Глоком» в сторону Петрова, когда они направились к балкону.

– Мы идем не туда, – сказал Петров, его голос дрогнул.

– Нет, не туда, – беззвучно ответил Крауз, направляя его к краю террасы.

– Что, черт возьми, происходит? – завопил он.

Как только они достигли ограждения, Петров обернулся. Крауз держался на достаточном расстоянии, чтобы видеть бисеринки пота на его лбу. Петров посмотрел на Крауза с ужасом, который отразился на его лице, когда он увидел «Глок», направленный в точку между его глазами.

– Вы не можете этого сделать, – прохрипел он.

– Я могу, – сказал ему Крауз и прострелил коленную чашечку. – Но я не буду.

Петров закричал в агонии, а Крауз, прихрамывая, вернулся ко мне, отодвинул другой стул и сел рядом со мной.

– Надо было пристрелить его чем-нибудь не своим, – сказал я, с трудом собираясь с мыслями.

– Его слово против моего. Ты собираешься поддержать его или меня?

Я хмыкнул.

– Я должен был сбросить его за борт.

– Очень «Неприкасаемые», – сказал я, усмехаясь. – Очень «Нитти в машине» ^[12].

Он громко застонал.

– Не заставляй меня смеяться. Все болит.

– Ага, – сказал я с долгим вздохом.

– О, Джед, – вздохнул он, когда я сполз со стула на пол. – Мы не должны были...

– Федеральные маршалы! На колени!

– Не стреляйте, – крикнул Крауз. Он поднял руки, не видя смысла в том, чтобы получить пулю после того, как выжил в этой чертовой перестрелке. – Я из ФБР.

Петров все еще кричал, и тут я почувствовал теплую руку на своем лбу и еще одну на боку. Я попытался открыть глаза, но не успел.

– Джед, – резко сказал Уэс. – Открой глаза и, блядь, посмотри на меня прямо сейчас, блядь.

Я должен был его слушать, но мне удалось лишь прищуриться, и он вынужденно улыбнулся.

– Скажи, что понимаешь. Оставайся здесь.

Он имел в виду «оставайся», то есть не умирай.

– Да, – прошептал я и закрыл глаза.

– Мне нужна скорая помощь, немедленно!

Раздался шум и движение, но мне было холодно, мое тело было таким тяжелым.

– Все чисто! Все чисто! Вызовите кого-нибудь сюда!

Я очень старался не заснуть, но голова кружилась слишком сильно, и, поскольку блевать было бы плохо, я отключился.

Часть 4

Потеря крови - одна из тех сложных вещей. Чаще всего само ранение не так страшно, а то, что вы делаете после пулевого или ножевого ранения, определяет, будете ли вы жить или умрете. В основном вас убьет потеря крови. Так что пуля, попавшая мне в бок, не разорвала жизненно важные органы. Она прошла прямо сквозь меня, внутрь и наружу. Проблема была в том, что я не стал лежать и прикладывать компресс к ране, с обеих сторон, спереди и сзади, а встал и пошел, не пытаясь хоть как-то остановить кровотечение. В итоге именно движение чуть не убило меня.

Когда я очнулся в больнице, Боди спал в кресле рядом с моей кроватью. Он выглядел ужасно. Под глазами темные круги, волосы в беспорядке, одежда та же самая, в которой он был в последний раз, когда я его видел, а ботинки сняты. Я собирался разбудить его и сказать, чтобы он шел домой, но вошедшая медсестра медленно покачала головой, и я промолчал. Она улыбнулась, когда я кивнул, налила мне воды, а затем поднесла к моим губам стакан с соломинкой. Мне удалось сделать всего пару глотков, после чего она отодвинула его, ввела что-то в капельницу и велела отдыхать. Я отключился как свет.

****

Когда я проснулся во второй раз, Боди сидел в том же кресле, но теперь в старых, потертых джинсах, бледно-голубой футболке с вырезом и расстегнутой серой толстовке, которая, как я был уверен, принадлежала мне. Он печатал на своем ноутбуке правительственного образца, и я видел, что он работает над отчетом. Я хорошо знал его форму, миллион ячеек и табуляции, которые он делал.

– Эй, – прошептал я, и он вздрогнул, чуть не сбросив компьютер с колен.

– Черт, Джед, – проворчал он, вставая.

– Извини, – сказал я, усмехнувшись и тут же пожалев об этом. – Ой, ой. Блядь.