Связанные местью

— Сигаретные ожоги.

Мои пальцы замерли.

Он говорил так отстраненно, будто мы говорили не о его теле.

— Кто это с тобой сделал?

— Может, я попросил кого-то сделать это со мной, — сказал он.

— Зачем кому-то просить о боли?

— Мне нравится боль. Со временем я научился её любить.

— Тебе нравится? — повторила я, убирая руку с его кожи.

Он просил кого-нибудь обжечь его? Он был настолько испорчен? Эта мысль не пришлась мне по душе. Кто-то, кто сделал это с собой, вероятно, сделал бы гораздо хуже другим.

Хотя, то, что это удивило меня, было нелепо. Я знала, что за человек Гроул. Скорее монстр, чем человек.

Уголок его рта дернулся в почти улыбке. Этот маленький жест изменил всё его лицо, сделав более доступным, менее опасным. Но обычная жесткая линия вернулась к его губам слишком быстро.

— Не от ожогов. Я не просил этих шрамов, — сказал он грубо. — Когда я был ребенком, мне ещё не нравилась боль.

Мои глаза пробежались по множеству ожогов, насчитав почти дюжину.

— Кто-то сделал это с тобой, когда ты был ребенком? — я замолчала, не зная, что ответить на следующий вопрос. — Твоя мать?

По крайней мере, это объясняет, почему Гроул не хотел мстить за нее.

Гроул покачал головой.

— Она не была лучшей матерью. Она работала шлюхой. Её зависимость и работа не очень помогали в воспитании ребёнка, но она никогда не била меня и не причиняла мне физической боли.

Я облизнула губы.

Я ступала на опасную территорию. Любопытство заставило меня жаждать большего, но, в то же время, я боялась ужасов, которые услышу, и того, что они заставят меня почувствовать.

С каждым кусочком прошлого Гроула и его характера, который я раскрывала, становилось всё труднее не чувствовать сострадания, и даже больше.

— Тогда кто? — спросила я, несмотря на беспокойство.

— После того как моя мать умерла и меня выписали из больницы, Фальконе отдал меня одному из своих приспешников, Баду, который отвечал за один из борделей. Он был сутенером и не хотел, чтобы рядом находился ребёнок. Но он не мог отдать меня, особенно если хотел снискать расположение Фальконе, поэтому оставил меня. Но он был садистским ублюдком, и когда ему надоедало выбивать дерьмо из своих шлюх, он любил мучить меня.

— Почему Фальконе не остановил его? — я покачала головой. — Не знаю, почему я спрашиваю. Этот человек чуть не убил тебя. Не похоже, что он был порядочным или что-то в этом роде.

— Он не убил меня, хотя мог. И никогда не прикасался ко мне. Он позволил одному из своих людей перерезать мне горло. И Бад всегда заботился о том, чтобы избить и обжечь меня там, где никто этого не видел.

— Так ты думаешь, Фальконе не знал, что происходит?

— Шлюхи знали и любили меня. Они могли бы рассказать ему об этом.

— Но он бы ничего не сделал, — заключила я.

Гроул пожал плечами.

— Побои сделали меня сильнее. Через некоторое время ты не испытываешь боли, как другие люди. Она становится знакомой, почти как друг. Ты перестаешь её бояться и даже начинаешь любишь.

Это объясняло татуировку на его спине.

Я подвинулась так, чтобы видеть его лицо, и была ошеломлена почти безмятежным выражением его лица.

Я надеялась, что это была идеальная маска, потому что если он действительно был так спокоен во всем этом, у него было мало надежды.

Когда его глаза встретились с моими, я увидела проблеск, трещину в идеальной маске, которую он носил в течение долгого времени, и почти вздохнула с облегчением.

Я положила подбородок ему на плечо, приблизив своё лицо к его.

— Есть и другие вещи, которые делают людей сильными, не только боль. То, что с тобой случилось, ужасно. Кто-то должен был защитить тебя. Все люди, стоявшие рядом, пока тебя пытали должны сгнить в аду.

— Тебя не должно это волновать, — пробормотал Гроул.

— Знаю.

Больше я ничего не сказала. Меня это действительно волновало?

Мужчина, находившийся передо мной сегодня не заслуживал моей жалости или помощи. Он больше не был беспомощным мальчишкой. И все же часть меня сочувствовала ему. Я ничего не могла с собой поделать.

Несколько мгновений мы смотрели друг на друга, и невысказанные слова, казалось, повисли в воздухе между нами. Я была так близка к разрушению стен Гроула, так близка к завоеванию его доверия.

— Бад мертв. Получил по заслугам, — наконец сказал Гроул.

Мне потребовалось мгновение, чтобы освободиться от странной связи, которую я чувствовала раньше.

— Ты убил его?

Было страшно, как легко эти слова слетели с моих губ и как мало они повлияли на мою совесть.

— Когда мне было десять, — сказал Гроул с оттенком гордости в глубоком голосе.

Возможно, это должно было бы меня встревожить, и, наверное, так бы и случилось, хотя Бад заслуживал смерти, если бы мысль о смертельной мести Фальконе не занимала мои мысли последние пару недель.