Связанные ненавистью

Его руки потянулись к брюкам, и одним быстрым движением он бросил штаны и боксеры на землю. Когда он выпрямился, мне потребовалось все мое актерское мастерство, чтобы скрыть смущение и нервозность при виде его полностью выпрямленного тела.

Я действительно должна была послушать Арию, но как только эта мысль пришла мне в голову, я поняла, что слишком горда, чтобы сказать Маттео правду. Мои глаза не спеша изучали каждый дюйм его тела, даже не заботясь о том, что он ухмыльнулся моему очевидному восхищению.

И, боже, он был великолепен. Все в нем было, его точеная грудь и торс, даже его член. Я ненавидела его за это. Ненавидела, как мое тело реагировало на него так быстро и легко, когда оно никогда не реагировало на Сида или других парней, с которыми я целовалась.

Он подошел к кровати, каждое движение было гибким и рассчитанным. Каждое движение было направлено на то, чтобы показать его мускулы и силу. Боже, лучше бы это не производило на меня впечатления. Он поставил одно колено на кровать, глядя на меня таким взглядом, что я задрожала.

— Прекрати играть со мной, — прошипела я, потому что нервы были на пределе, а это было последнее, что мне нужно.

И он сделал, как я просила. Он забрался на кровать и забрался между моих ног, обхватив мои бедра с мрачной улыбкой.

— Я заставлю тебя забыть всех гребаных парней, с которыми ты когда-либо была.

Я сверкнула глазами и уже собиралась ответить ему тем же, когда он резко дернул меня за бедра и врезался в меня одним сильным толчком. Я выгнулась с криком, когда боль пронзила меня. Черт подери! Ария не шутила. Это было чертовски больно. Вот тебе и секрет. Я сделала несколько быстрых вдохов через нос и зажмурилась.

— О черт, — выдохнула я, когда снова смогла говорить.

Все оказалось гораздо хуже, чем я думала. Я медленно открыла глаза, страшась того, что увижу. Я должна был укусить чертову подушку или даже свой глупый язык.

Маттео застыл надо мной, и уставился на меня с удивлением.

— Джианна?

Мое лицо вспыхнуло.

— Заткнись, — пробормотала я.

Я разжала пальцы, вцепившиеся в простыню.

Глаза Маттео потеплели.

— Почему ты мне не сказала?

Я решила прикинуться дурочкой. Может, мне удастся убедить его, что все не так, как кажется.

— Сказать тебе что?

Хитрая усмешка искривила его губы, и мне больше всего хотелось стереть ее с его лица. Конечно, он не купился на мою ложь. Он не был идиотом. Он был искусным манипулятором, и мне, очевидно, пришлось многому научиться, прежде чем я смогла его обмануть.

— Что я твой первый, — сказал он. Неужели он должен говорить с таким ... облегчением и гордостью?

Если бы я не боялась, что вытащить его член из меня будет так же больно, как и войти внутрь, я бы оттолкнула его.

Я прищурилась.

— Я думала, мы будем трахаться? Я устала с тобой разговаривать.

Маттео оперся на руки, притягивая нас ближе. Я напряглась от боли, вызванной этим движением.

— Сначала я хочу, чтобы ты ответила на мой вопрос. Почему? Ты могла бы избавить себя от боли, если бы сказала мне, — спокойно сказал он.

Он выглядел так, будто для него это было самым легким делом в мире, быть глубоко внутри меня и болтать.

Когда стало ясно, что он будет ждать, пока я не дам ему то, что он хочет, я сказала.

— Потому что я не хотела, чтобы ты знал.

Его ухмылка стала еще более дерзкой.

— Потому что ты не хотела признаваться, что хранила это для меня.

— Я не хранила это для тебя. А теперь прекрати болтать и трахни меня, черт возьми.

Это становилось слишком личным, и я ненавидела себя за то, насколько уязвимой я была, обнаженной внутри и снаружи. Как я должна была перестать чувствовать себя, если Маттео продолжал спрашивать меня о вещах, о которых я не хотела думать?

Маттео не сводил с меня глаз. Они были темными и властными и, казалось, смотрели сквозь меня. Если бы это не было похоже на поражение, я бы отвернулась. Он медленно вышел, прежде чем скользнуть обратно, и я напряглась от боли. Мое тело было ужасным предателем. По крайней мере, на этот раз мне удалось сдержать вздох. Маттео двигался медленно и осторожно, его мышцы напрягались с каждым толчком.

Я ненавидела, что он был внимателен. Я ненавидела то, что он не вел себя как полный придурок, ненавидела то, что ненавидеть его было не так просто, как я думала. Если он не был засранцем, то почему-то смерть Сида была еще большей моей виной, потому что мой побег был ненужным, эгоистичным и необоснованным.

Я схватила его за плечи.

— Перестань сдерживаться.

Брови Маттео сошлись на переносице, но он по-прежнему не двигался быстрее.

Я впилась пальцами в его кожу и дернула бедрами, несмотря на боль между ног.

— Перестань сдерживаться!

На этот раз он прислушался. Его глаза вспыхнули, а затем он врезался в меня сильнее и быстрее. Я закрыла глаза и положила руку ему на плечо. Наверное, я оставила следы ногтями. Мне было все равно, и Маттео, казалось, не возражал, если его учащенное дыхание указывало на это.