Мартон успел привести себя в порядок и уложить непослушные кудри. Без доспехов и толстого стёганого поддоспешника, молодой гвардеец сразу же стал похож на того беззаботного мальчишку, которым Эйдон помнил его в детстве. Именно благодаря этому воспоминанию капитану хватило одного взгляда, что догадаться, что на плечах юноши будто лежал тяжёлый груз, а самого его распирало от желания высказаться.
— Хорошо живёшь, — Мартон кивнул на трубку. — Откуда такое богатство?
— Из запасов нашего хозяина, — улыбнулся Эйдон. Он не спешил начинать разговор, предпочитая оставить это право за своим подчинённым.
Молодой гвардеец остановился у парапета и, вставив окованный сапог между зубцами, опёрся на колено рукой. Какое-то время юноша молча разглядывал заходящее солнце, словно собирался с мыслями.
— Не нравится мне это, — наконец тихо начал он.
— Табачный дым или закат?
— Ты знаешь, о чём я, капитан. — дёрнул плечом Мартон. — Мы запустили ласку в курятник.
Эйдон сделал большой глоток и резонно заметил:
— Её светлость ведёт себя довольно цивилизованно. Даже для ласки.
Мартон упрямо скрести руки на груди:
— А что она устроила там, у входа?
Пряча улыбку, капитан пригладил усы, тщательно приведённые в порядок с помощью бритвенного набора, который он позаимствовал всё у того же управляющего. Всё-таки баронство Хельдер представляло собой настолько глухую провинцию, что последний раз представителей знати там видели лет двести назад, как раз по случаю основанию на их земле первого поселения. Ко всему прочему, как младшего сына, Мартона учили сражаться, а не нравам и традициям высшей знати, стоило ли удивляться, что он почти ничего не знал об обычаях своих правителей?
— Не желает говорить с торговцами, ты об этом? Если не вдаваться в детали, это значит, Её светлость получила классическое воспитание в духе старой школы.
Однако Мартон был слишком напряжён, чтобы услышать ироничные нотки в голосе своего капитана.
— Не называй её так, — буркнул он и отвернулся. Впрочем, через некоторое время, когда любопытство, наконец, взяло верх, он недовольно спросил: — А что там, с торгашами?
— Ничего особенно, просто
— Идеальные кандидаты, — рассеянно согласился Мартон. — Путешествуют, не вызывая подозрений, всё видят, всё слышат. — Он обернулся к Эйдону и глядя тому прямо в глаза выпалил: — Почему ты бросился её защищать?
Вот теперь капитан был уверен, что Мартон задал тот самый вопрос, который беспокоил его с самого начала. История бедной Кьяры Хельдер, матери Мартона, по-прежнему не давала юноше покоя, а ненависть к раху была поистине всепоглощающей.
— Потому что пока мы не покинем Формо, — спокойно ответил капитан, не отводя взгляда. — она дворянка, которой вздумалось попутешествовать, не называя своего имени. Я знаю о рахах только то, что ты сам мне рассказал, но пока Кирис способна контролировать своего призрака, он не представляет непосредственной угрозы. Если, конечно, его не спровоцируют, но наш рах и без того не горит желанием общаться с местными торговцами. Кроме того, присутствие
— А тот подмастерье, — после долгого молчания спросил Мартон. — Ты правда собирался его убить?
— Хорошего же ты обо мне мнения, — усмехнулся Эйдон и, постучав трубкой об угол ящика, потянулся за бутылкой. — Парень совершил ошибку. Впрочем, для его же блага, надеюсь, он усвоит урок.
Мартон молча кивнул. Кажется, его доверие к своему командиру, несколько пошатнувшееся в последние дни, полностью восстановилось.
— Я не оспариваю приказы, капитан, — наконец произнёс он. — Но предчувствие у меня самое скверное. Мы привели в Формо чудовище.
Глава 11
Трое из предместий
Несмотря на то, что сон под крышей имел ряд неоспоримых преимуществ, отдохнуть как следует Кристине так и не удалось. Не помогли ни широкая и мягкая кровать с балдахином из воздушной ткани, ни уютное одеяло, в которое можно было завернуться и укрыться с головой — просто, потому что этим бесспорно нужным и полезным изобретениям не под силу было отогнать ставшие уже привычными ночные кошмары. В этот раз неизвестный режиссёр не сумел придумать ничего нового, а потому прокрутил уже знакомую Кристине ленту с головокружительным забегом по осеннему лесу, плавно переходящим в слэшер и завершающимся сценой казни, большая часть которой милосердно изгладилась из памяти в момент пробуждения.