Связанные (СИ)

— Что с тобой, девочка? — длинноволосый крестьянин на миг оторвался от жаркого спора о правильной форме доспеха. — Поблазилось чего?

— Ага, дядя Ялле, — покачала головой Суо, вглядываясь в быстро меняющую очертания тень. Пугать приёмных родителей почем зря совсем не хотелось. — Задумалась я, вот и блазится.

«Качеголов, ну надо же! — про себя удивилась она. — Уж три весны ни одного не было! Надо б отогнать пока других не привёл…»

— Ты поутру сходила б к деду-то, Суо, коль с головы нейдёт, — посоветовала тётя Митко. — Ты как от него возвращаешься-то аж светишься.

— Зачем поутру? — Девушка решительно встала с лавки. Идея посоветоваться с наставником была чудо как хороша. — Сейчас же и схожу.

— Дай-ка провожу, — предложил длинноволосый Ялле. — А то никак высокие-то господа заозоруют да к нам сойдут?

— Это когда ж такое было-то? — всплеснула руками Хети. — Да и добрая госпожа не дозволит уж озоровать-то!

— Ты сиди, дядя Ялле, — поднялся крепкий широкоплечий парень с пронзительными черными глазами и русыми волосами. — Я с Суо схожу.

— А что, Тьёль, сходи, — охотно согласился тот. — Не со стариком же такой резвушке-то под руку ходить! А по весне сватьёв присылай, коль понравилась девка, чего круг древа кружить-то?

Суо покраснела до корней волос, но отказываться от помощи Тьёля не стала.

— Мы быстро, дядя Ялле, — крикнула она уже от плетня. — Не теряйте!

* * *

Эйдон тяжело опустился на окованный железом ящик, тёплый от установленной рядом жаровни. Вынул кисет с крепким северным табаком, повертел в руках трубку из орехового дерева с ровным нагаром на чаше и небольшой царапиной на чубуке. Неторопливо набил трубку, раскурил табак от длинной лучины. Подтянул к себе бутылку охлаждённого яблочного сидра, привалился к широкому зубцу башни. Сделал первую, самую желанную затяжку ароматного дыма, и лицо его расплылось в блаженной улыбке. Если судить по солнцу, закат догорит только через полчаса, и капитан планировал сполна насладиться каждым мгновением.

Возможно, ему не следовало терять время, а вместо этого бросить все силы, чтобы выяснить, куда направился Его Величество и куда увёл три неполные дюжины всадников, чудо уцелевших в сражении при Монтекармано. Однако Эйдон слишком хорошо знал, что вымотанный солдат ничем не лучше мёртвого, а потому позволил себе расслабиться в компании заката, ароматного табака и прохладного сидра, не пытаясь каким-то образом направлять свои размышления.

Его мысли обежали круг и предсказуемо остановились на странной девушке, против своей воли появившейся на Сальвийском холме и каким-то непостижимым образом связанной с обитающим там духом. Она пришла в ответ на просьбу Его Величества, но, судя по всему, едва ли была способна помочь молодому королю в его устремлениях. В таком случае, в чём заключалась её роль? Что, если Сальвийский дух просто играет с ними, связывая Его Величество почти невыполнимой клятвой с одной стороны и давая возможность сбросить ярмо с другой, при условии, что они догадаются, как это сделать?

Эйдон пыхнул трубкой и пожевал дым, растирая пульсирующий от напряжения и боли висок. Всё, что им известно, это то, что девушка — Кирис, как иногда называл её рах, — обладает поистине обширными, а самое главное, конкретными знаниями о своём хозяине, что было особенно ценно в условиях, когда даже Кунрад вынужден опираться на туманные и противоречивые легенды. Это значит, их встреча должна стать абсолютным приоритетом. Только обладая всей информацией, Его Величество сможет принять верное решение и либо исполнить условия Сальвийского духа полностью, либо в правильный момент выйти из соглашения.

Однако, что будет дальше, капитан не знал. Помощь, защита, поддержка Кирис сейчас — но что потом, когда она потеряет свою ценность и вполне может стать угрозой королевству? Каким будет следующий приказ Его Величества? И хватит ли у капитана духа, чтобы его исполнить? Впрочем, Эйдон отлично знал ответ, и ответ этот состоял всего из одного слова: «долг». Долг перед королевской семьёй, перед самим королевством, перед людьми под его командованием, перед женой и детьми — оставалось ли там место для личной благодарности за спасённую жизнь и за возможность снова увидеть родных? Эйдон прикрыл глаза, словно таким образом хотел заглянуть внутрь себя. Через некоторое время он сделал большой глоток из бутылки и горько усмехнулся. Да, ответ действительно был известен ему слишком хорошо: если потребуется, он без колебаний исполнит свой долг, даже если будет жалеть об этом до конца своих дней.

От невесёлых мыслей капитана отвлёк чуть слышный шорох с винтовой лестницы. Эйдон лениво положил руку на рукоять палаша; он не ждал нападения, но эта привычка была немногим младше его самого и за двадцать семь лет службы не раз спасала ему жизнь.

— Я, капитан, — с лестницы раздался приглушённый голос Мартона.

— Знаю, — тот усмехнулся. — Кто ещё будет так топать?